class="p1">— С каких это пор ты делаешь что-то как все?
Наконец-то смотрит прямо, и ее тянет ко мне, а меня тянет к ней. И я выстою, а не побегу скулить к ней, как щенок какой-то. Яна настолько от реальности оторвана — от реальности того, что здесь происходит — что придется серпом рубить капризы.
— Я объяснила тебе, — ее голос тихий, но старается казаться уверенным. — Про мое желание. И касательно детального обсуждения.
— Ты всегда бежишь, да? Чуть что, ты делаешь ноги? У тебя красивая спина, но не настолько. Чтобы я пощадил ее.
— Ты угрожаешь мне, — улыбается она и коробку к себе притягивает.
— А ты сообразительная. И что дальше? Ты выйдешь вниз к тридцати двум Альфам. Они не тронут тебя, но шестеро за тобой пойдут. Окружат твой дом. Через пару часов, я либо туда подъеду, либо в офис. На твой запах. Потому что мы связанные. Я наполню тебя, где бы ты не была. Поверь, я сделаю это без бумаги о регистрации брака.
— Так и будет, наверно, — продолжает улыбаться она, будто в призрак превратилась. — Только… твои слова с действиями часто не совпадают. Ты… себя убедить пытаешься? — наклоняет Яна голову вправо, и я как магнит, чуть не поворачиваю голову следом, и в последний момент себя останавливаю.
Но не останавливаю себя, когда она дверь открывает и вместе с коробкой нелепо проталкивается вперед, чуть набок не заваливаясь. Беру железо от машины и следом иду. Яна старательно непоколебимость изображает спиной. Правда, это впечатляет.
Готов к вздору и спору, но она покорно в машину залазит.
Перебарщиваю с выгибанием ручников. Город не спешит просыпаться, пригруженный индустриальным туманом.
— Ты мерзость свою забыла покормить и теперь он пищит, — не выдерживаю и яростно начинаю.
— Он вредничает, — оправдывающимся тоном воспаляется она. — Он вчера и так много съел. Потерпит до дома.
До дома.
Она неспособна ни за собой следить, ни за своим котокрысом. Если бы я не настоял, наверно, и не поела бы с утра.
Сворачиваю на полупустое плато парковки у депота дистрикта. Покупателей еще немного. Туман и здесь желтизной застыл.
Торможу у края, где уже голые деревья просматриваются, а асфальтная линия плато заканчивается.
Руль встряхиваю, а она вздрагивает. Внутри меня все смешивается, и сейчас столько глупостей наделаю, сколько за столетие не накопил.
— Давай. Хорошо. Обсудим детали. И прочее.
Она теребит край кофты своей, и он уже такой покоцанный. Не могу смотреть на руки бескровные и тонкие.
И в лицо смотреть не могу тоже, я не словами хочу разговаривать, а кое-чем другим.
— Я озвучила, Каин, — приглушенно заговаривает Яна. — У меня есть желание.
— У тебя было желание по поводу разработок. Заметила, что оно выполнено? Сколько еще желаний будет и как часто я узнавать о них буду?
— Твое поведение ужасное, — внезапно сербает она носом, и я в асфальтный раскол сначала смотрю, а потом на кофту ее несуразную опять. Я здесь разорвусь скоро. Как в неволе, как в клетке.
Млидонье, наверно, провиденье и впрямь существует, и оно меня наказывает за что-то. Эта девчонка… Я рабом соплей… не буду.
— Прекрати это, — стараюсь приказывать сквозь зубы.
— Либо ты едешь сейчас туда, куда… ехал, — высоким голосом требует она, и тот дрожит. — Либо я выхожу.
Яна еще что-то говорит, когда целую ее. Должно было быть строго и приструняюще, но все пошло… немного не так. Утопаю в ее мягкости. Запах вишни наполняет мое тело онемением. Кажется, что отодвигать голову буду вечность.
— Ша, — шепчу я, — не усложняй. Я здесь не для того, чтобы нежничать.
— А для чего? — почти что гневно говорит она, и смущается. — Сексом заниматься?
— Сексом, — повторяю я, не скрывая истинной реакции, — сексом? Я в жизни много занимался сексом, в отличии от тебя, и поверь, то, что мы делаем к сексу малое отношение имеет.
— А к чему имеет? — вскидывает она голову.
— К нам. Имеет отношение к нам.
— К Альфе и Омеге. К истинным, — кивает она, и произносит так, будто это ругательные слова. — Я слушалась тебя, Альфа, и была с тобой. И буду. Но ты не умеешь слушать.
— Я не буду регистрировать что-либо личное, будь это даже салфетка, у государства, — выпускаю наружу всю злость и Яна внимательно смотрит на меня. — Есть догадки почему, ученая-мудреная?
— Ты хочешь, чтобы я жила у тебя, верно?
Из принципа не отвечаю, потому что она мне тут наводящими вопросами лекции читать не будет.
— Хочешь, — кивает она сама себе. — Но ты не спросил меня. Не позвал. Не пригласил. А сам знаешь… что сделал. И отправляешь меня в… комнату, — она с таким презрением и обидой это выговаривает, что не отслеживаю собственное движение и прямо перед носом у нее отказываюсь.
— Что, Омега? Что? Так вот в чем дело? И это я разговаривать не умею? Ты… Для твоих капризов я предложил. Чтобы у тебя что-то свое было. Не надо? Чудесно. Моя Омега со мной будет жить, спать и все прочее. Прекрасно, все решено.
— Каин… — вздыхает она, но я ладонь к себе на бедро перекладываю и сжимаю чуть.
— Бедная мерзость сейчас с голоду помрет, — замечаю я и ручник переключаю. Сдаю назад, а несносная девчонка руку не убирает.
И возвращаюсь обратно.
Шесть Альф все равно в две смены к работе приступят. Мало ли куда взбредет юной изобретательнице пойти.
— // —
Вечером умница ко мне на этаж покорно приходит. Сама додумалась. Это единственный похвальный поступок за сегодняшний день. У меня трясутся руки, когда переключаю плазму. Яна пошла на эксперимент днем и он затянулся на четыре с половиной часа.
Как бы объяснить ей, что почти семь часов для только что связанного Альфы — это слишком долго? До свертывающейся ядом кровью плохо.
Но, видать, объяснять нет надобности. Она понурая и взвинченная, и бледная.
Настаиваю, чтобы она воды выпила. Она ставит стакан на стол и явно открывает рот, чтобы сообщить сотни интересных и бесполезных мне вещей, а я подправляю гравитацию и силу притяжения для ее тела. Она даже не замечает, что я диван новый заказал: широкий и мягкий.
Она каждой клеткой вздрагивает и мягкой, как пластилин, становится, когда вставляю ей. Течет чистым, жидким сахаром. Всего лишь двумя загулами языка пробую напряжение ее колышущихся грудок, и несдержанно выпускаю узел. Закачиваю ее, и кожу ей на боках разглаживаю, слегка приподнимая ее за талию. Яна совсем невменяемой становится от наполнения, и у меня внутренняя тряска чуть попускается.
А вместе с тем приходит и
