и хвостом. Они ж как попугаи-неразлучники везде таскаются друг за другом. У Наташки есть эксклюзивный зонт, с выставленным средним пальцем во весь купол. Маринка, обладательница совершенно замечательных панталон, из кудрявой овечьей шерсти. А у Тенгизовой Лены, леггинсы с накладной «задницей на зависть фитоняшкам»
21
— Зачетные труселя, — хмыкнул Вадим, рассматривая, смятое моей ладонью палево, и вдруг весело рассмеялся. — Представил, как бы охренел, если б увидел их на тебе. Просто ты всегда такая, утонченно-изысканная, а тут, — на тебе — сюрприз! — мое лицо залила краска стыда. — Но их на тебе увидеть хочется, даже больше, чем кружева и полосочки. А потом, снять.
Джентльмены так не поступают. Они не сыплют фривольными намеками. Ну и черт с ними, джентльменами! Я тоже — не леди. Ведь леди не носят прикольных трусов. Потому что у меня даже мысли не мелькнуло отказаться от планов Вадима. У меня от этих его планов пальцы на ногах поджимались, вот прямо сейчас.
Но быть легкодоступной почему-то не хотелось. Хотелось вкусных головокружительных эмоций. Его горящих глаз. Закравшейся в голос хрипотцы нетерпения. Откуда-то вернулась смелость и дерзость.
— Пять минут. И я приду. В них.
— Ого! Так это угроза?! — он еле сдержал смех. — Я готов сразу сдаться. Или нужно для приличия поломаться?
Меня бросило в жар от озвученных вариантов. Десант из гормонов произвел высадку в кровоток, снова разгоняя утихший мандраж.
— Вадим… — оборачиваюсь к нему, — ты специально меня смущаешь?
— Ты так мило краснеешь, — прежде чем его губы коснулись моих, рука нежно обрисовала контур лица, погладила скулу, а подушечка большого пальца тронула нижнюю губу. Я нервно выдохнула. — Ладно-ладно, — поднимает ладони вверх, сдаваясь. — Я понял. Приторможу.
Быстренько смотавшись в ванну, я приняла душ. Надела трусы, повертелась возле зеркала. Лифчик…а вот не буду одевать…Футболка и так монашеская, бесстыжую кошку с лихвой прикрывает…Иди… Иди уже! Не заставляй мужика ждать! Вдох-выдох…Ну же!
— Где мой коньяк?
Вадим стоял у окна, засунув руки в карманы. Обернулся, взял со столешницы два бокала, один протянул мне.
— Ты выглядишь…сногсшибательно…
К таким словам я готова не была. И не была готова к тому, как меня поведет от этого комплимента. Комплимента же? Как девочку.
— За что пьем? — набравшись смелости посмотрела ему в глаза.
— За непредсказуемых женщин?
— И за решительных мужчин
Он как-то непонятно и даже весело хмыкнул, но ничего не сказал, вместо этого сделал глоток. Я последовала его примеру.
— Николашку?
Кивнула, как сомнамбула.
Отставив бокал на стол, он взял с тарелки дольку лимона протянул к моим губам. Я вгрызлась в сочную мякоть. Откусив половину, облизала прилипшие кисло-сладкие крошки.
— Вот тут немного осталось, — касается большим пальцем нижней губы. Нежно проводит по ней подушечкой… — Я тебя сейчас поцелую…
И от первого же прикосновения его губ со вкусом коньяка, под кожей словно растеклась жидкая лава. Разум окутала пелена легкого, как пух, тумана. Исчезло время и пространство. Были только его губы, смелый язык, мои руки, зарывшиеся ему в волосы на затылке. Его частое, сбившееся дыхание, ладони, пробравшиеся под футболку. Мое жадно прижавшееся к нему тело. Оторвавшись на секунду, он посмотрел мне в глаза, тяжело сглотнул и подхватил на руки.
— Так. Нам надо в постель. И быстрее!
Влажный горячий язык напористо проник в мой рот. Властно. Может быть, даже слегка грубо. Словно имел на это исключительные права. Причем не только на поцелуи. Не прерываясь, он уложил меня на кровать. У него и в самом деле прекрасная фигура. И грудь, и живот и… — я скользнула взглядом вниз, — и давящая тяжестью бедер внушительная выпуклость. Он проследил за моим взглядом. Вернувшись к лицу, накрыл мою ладонь, медленно провел по себе вниз, остановив на оттопырившихся в паху свободных брюках.
Последние проблески чего-то, что еще противостояло животным инстинктам, заставили меня замереть
— Поздно говорить «нет», — его губы тронула усмешка.
Они скользнули по шее вниз — мягкие, теплые, нежные. Руки же наоборот оглаживая бедра двигались вверх. Сминая футболку, оголили живот. Рисуя пальцами узоры добрались до груди, и стали дразнить невесомыми касаниями соски. Сначала он скользил кончиками пальцев, потом накрыл всей ладонью, словно примеряя себе в руку. Но сменил руки — губами. Ими долго водил, исследуя изгиб. Коснулся языком напряженных сосков, пробуя на вкус. Перекатывая и покусывая, посасывая.
Мои руки в это время жили своей жизнью. Скользили с плеч по крепкой спине, вдавливались пальцами в позвоночную впадинку. Двигались дальше и ниже, сжимались на упругих бедрах. И обратно вверх. И снова вниз.
Мне кажется, он чувствовал, что они на его спине дрожат. Прижимал сильнее. И я прогибалась, и терлись о мужские брюки с горячим твердым содержимым.
— Ты такая… — он на секунду оторвался, тяжело дыша. И выдохнул. — Такая…. Вкусная…
Пальцы наших рук сплелись. Ноги, сами собой раздвинулись шире. В такт движений его языка у меня во рту, мои бедра приподнимались навстречу плавным вдавливающим в кровать толчкам. Напряженный член вжимался в то самое место, которое пульсировало огнем, требуя ощущений внутри.
— Папа! — мне показалось, что детский испуганный крик заполнил пространство спальни.
Мы замерли. Наши тела словно намагниченные, не могли оторваться друг от друга. Огонь неудовлетворенного желания клокотал в крови, отдавая болезненной тяжестью между ног.
— Папа! — крик повторился.
— Иди! — отстраняю, обмякшего Вадима от себя. — Иди! Никита зовет!
Стараясь прийти в себя, сглатываю воздух. Во рту пересохло. Горячий узел внутри пульсирует. Руки трясутся.
— Ну почему сейчас?! — тихо стонет и бьет кулаком по кровати. — Черт! Черт! Черт!
Перекатываясь, пытается отдышаться. Трет лицо руками.
— Все нормально, иди! — поправляю футболку, приглаживаю растрепанные волосы.
— Серьезно?! — с долей ядовитого сарказма. — А у меня сейчас яйца взорвутся! Ой, Никитос, никакой личной жизни с тобой, — ворчит недовольно.
— Папа!
— Да иду!
Зажимая себе рот, я начинаю истерично смеяться. Ну это просто…троекратный факап! Есть где, есть с кем, хотим друг друга, а вот хрен вам!
От смеха, скованное напряжением тело, расслабилось. Удобно устроившись, я почти уснула, когда почувствовала, что за спиной прогнулся матрац. Голая грудь прижалось ко мне, теплая ладонь легла на живот, притягивая ближе, плеча легко коснулись мягкие губы.
— Спишь? — мучительный выдох. — Обиделась, да? — вжимает меня в себя, и я чувствую под мягкой тканью трусов упирающийся в спину твердый член. — Прости нас…
И даже сквозь сон я улыбаюсь. Накрываю его руку рукой, успокаивающе поглаживаю.
— Мы исправимся, — утыкается носом мне в шею. — Не ставь на нас крест…
— Не буду…
— Вадим, а вдруг…
— Никаких вдруг! Мы просто погуляем. Я потом, дома тебе
