у меня в гараже драндулет, конфисковал у одного деятеля. «Ниссан-марч» называется. Ты еще такого чуда не видел. Литровый двигатель, турбинка есть — маленькая такая, но очень шустрая. Летает — только шум стоит! Ты смотри, поосторожнее с ней. В баке двадцать литров. Коробка — автомат, правый руль. Расход пять литров на сотню. Пойдет?
— Мне всё пойдет, хоть бы и «запорожец».
— Ну и лады! Давай выпьем ещё по одной. Не чаял я тебя увидеть. Но рад, честное слово! И вот ещё что. — Он поставил бокал и полез во внутренний карман, вытащил пачку зеленых банкнот. Бросил широким жестом на стол.
— Десять штук! И не вздумай отказываться. Если не возьмешь, кровно обидишь. Мне это ничего не стоит, а тебе пригодится. — Посмотрел на Андрея с сомнением. — Берёшь?
— Беру! — Андрей неторопливо взял пачку. Банкноты были новые, похрустывали в руках. Повертел в пальцах и сунул в карман брюк.
— Вот и славно! Выпьем на дорожку! — Юрий наполнил бокалы. — За удачу!
Андрей взял бокал за длинную ножку и радостно воскликнул:
— No Pasaran!
Юрий едва не поперхнулся.
— Я тебе всё верну, — пробубнил Андрей, закусывая.
— Чего вернёшь? — спросил Юрий, откашливаясь.
— Доллары, баксы, зелень.
— Вот чудак! Они мне не нужны. Я бы тебе десять таких пачек дал, так ты же не возьмешь. Не возьмешь ведь?
— Не возьму.
Юрий хитро улыбнулся.
— А почему, собственно? Я, знаешь ли, всё могу понять, а вот этого никак не пойму: как можно от денег отказываться. Как от водки можно отказаться, от бабы красивой. Ну? Объясни!
Андрей отвёл взгляд.
— Тут, Юра, не всё так просто. Ты читал сказку о рыбаке и рыбке?
— Это про дырявое корыто?
— Про старуху, которой всё мало было.
— Читал в детстве, и что?
— А то, что человеку, сколько ни дай, ему всё мало будет! Чем больше даёшь, тем больше он требует.
— Это точно, — с удовольствием подхватил Юрий. Видно было, что столь учёный разговор ему очень нравится — этакое высокое направление. А то всё одно по одному: разборки, делёжка баксов, стрелки, марафет, бабы…
— Так вот я и решил, давно уже решил, — серьёзно проговорил Андрей и посмотрел другу в глаза, — что не в деньгах счастье. Не нужны человеку деньги! Один вред от них.
Юрий крякнул от удовольствия.
— Вот это молодец! Эт-то ты здорово придумал. Не нужны деньги и точка! Ну их к такой-то матери! — Он вдруг сделал хитрое лицо. — А вот представь: пошёл ты, скажем, в магазин, колбаски там прикупить, водочки взять чинарик — шасть в карман, а там пусто. Дырка в кармане. Или классную тёлку в ресторан удумал затащить. А расплачиваться-то и нечем. Что ты на это скажешь?
— В рестораны я не хожу. А если есть нечего будет, лягу спать голодным. Мне не привыкать.
— А как жена, детишки? Детей кормить надо, одевать, воспитывать!
— У меня нет жены, и детей тоже нет.
— А кабы были, что б ты делал?
Андрей улыбнулся.
— Ты меня понял слишком буквально. Я не про то сказал, что деньги вообще не нужны. Нужны, конечно, как без них. Но я имел в виду другое: что денег не должно быть много. Лишнего мне не нужно. Человек не должен мечтать о деньгах. Не в деньгах счастье.
— А в их количестве! — закончил Юрий и захохотал. Андрей понял, что все его слова напрасны. Да и, в конце концов, Юрий был по-своему прав. Одни живут за счет других — таков закон природы, каждый хапает себе, сколько может! Жуки едят червяков, птицы глотают жуков, звери жрут птиц и друг друга, ну а человек хватает всех подряд, не исключая и себе подобных. Борьба всеобщая и беспощадная без всяких признаков морали. Мораль придумал сам человек — для удобства, для успокоения совести. Мораль есть форма приспособления к окружающему миру! — Андрея поразила эта незатейливая и, в общем-то, не новая мысль.
А Юрий всё хохотал, всё радовался своей шутке.
— Возможно, что ты и прав, — проговорил Андрей серьезно.
— В чем прав? — удивился Юрий.
— Во всём!
— Э-э, не говори ерунды. Ни в чём я не прав. Я живу как свинья. Давлю всех, кто мне мешает, а когда-нибудь меня самого раздавят, и я издохну. Поэтому и тороплюсь урвать у жизни побольше. Откуда я знаю, что со мной завтра будет? Ладно, хватит об этом. Потрепались, и будет! — Он сделался вдруг серьёзным. — А ты молодец. Оставайся всегда таким. Я часто о тебе вспоминаю, что вот есть же такой человек, который может бить и убивать, может жить припеваючи — но не живет. Не бьет и не убивает. А почему? Да просто потому, что он — человек! А я — свинья. Выпьем, Андрюха, за тебя!
Андрей сидел, опустив голову.
— Что, спать хочешь? А ну-ка, — он свистнул, хлопнул в ладоши, и в комнату вошла уже знакомая Андрею девица в короткой юбке. — Спальня готова для гостя?
— Готова.
— Молодец ты у меня. Ну всё, ступай.
Девица вышла.
Андрей не без труда поднялся. Пол покачивался у него под ногами, тело казалось чужим.
— Ладно, посплю часика три, — сказал тяжелеющим языком. — Только скажи им, пусть меня разбудят, обязательно, слышишь?
— Хорошо-хорошо. Ровно через три часа. Сейчас четыре, значит, в семь часов тебя поднимем. Ещё темно будет, теперь поздно светает.
Юрий взял его за локоть, и они вдвоём вышли в коридор. Покачиваясь, двинулись вдоль плавно закругляющейся стены. Через несколько метров остановились перед дверью.
— Вот твои апартаменты, отдыхай!
Пожали друг другу руки, и Андрей вошёл в спальню. Мигом разделся и повалился в кровать. Необыкновенное блаженство охватило его. Глаза закрылись, и его сразу понесло, словно он скользил на крутой высокой волне. Кровать всё норовила вывернуться из-под него, но он крепко за нее держался и, несмотря на сильную качку, за все время ни разу не свалился на пол.
Три часа пролетели незаметно. Кажется, только закрыл глаза и провалился в спасительный сон — и уже надо подниматься.
Андрея тормошили за плечо.
— Просыпайтесь, ну же, вставайте, вы меня слышите?
Андрей с трудом разъял отяжелевшие веки и увидел склонившуюся над ним девушку. Она озабоченно заглядывала ему в глаза и часто моргала длинными изогнутыми ресницами.
— Юрий Анатольевич велел разбудить вас ровно в семь. Я всю ночь из-за вас не спала!
Андрей оторвал голову от подушки:
— Да-да, спасибо, я уже встаю…
Девушка вышла из комнаты с недовольным видом. Андрей сел на кровати, потряс головой. В общем-то, он чувствовал себя довольно сносно, вот только голова болела.
Он
