– Скажи, мышонок милый мой,Кто домик наш грызёт с тобой?Открывается дверь, из неё, словно летучие мыши из пещеры, вылетают вороны, а следом за ними появляется женщина. Она вся в чёрном: чёрная развевающаяся накидка, высокая чёрная шляпа на голове, чёрная вуаль прикрывает лицо. А в руках у женщины тяжёлая чёрная трость.
– Это кто же смелый такой, что половину моего ведьминого домика съел? – с усмешкой спрашивает она. – И кто, интересно, воспитал таких проказников?
Риши и Лакшми бросаются бежать, но вороны окружают их, цепляют когтями за плечи, уносят назад к дому. Ведьма хватает их большими сильными руками, принюхивается…
Брат и сестра визжат от страха, а ведьма говорит вдруг:
– Риши? Лакшми?
Она откидывает вуаль.
– Мама? – дружно ахают дети.
Шакунтала бережно прижимает их к груди, не отпускает.
– Я не вижу вас, – говорит она. – Но я по запаху узнаю своих детей. Своих прекрасных, чудесных детей.
Дети тоже вдыхают знакомый материнский запах сахара и пряностей и начинают плакать.
– Я все эти годы ждала вас, – говорит Шакунтала. – Мои вороны по всему лесу искали заблудившихся в нём детей. Эти глупцы из Бага-Пураны обвиняли меня в том, что я заманиваю к себе детей своими сладостями. Что ж, пожалуй, я так и поступила, чтобы найти вас.
Она ощупывает костлявые руки, торчащие рёбра Риши и Лакшми и спрашивает их:
– Почему вы похожи на скелеты? Что с вами случилось? И где ваш отец?
– Отец? Он в Бага-Пуране, – отвечает Лакшми.
– Со своей Дивьей Симлой, – хмуро добавляет Риши.
Теперь и Шакунтала хмурится тоже.
– Пойдёмте в дом, там вы мне обо всём подробно расскажете, – говорит она.
Когда дети заканчивают рассказ о своих несчастьях, даже вороны с сожалением смотрят на них, склонив набок головы.
Шакунтала постукивает пальцами по столу, её незрячие глаза устремлены на детей так, словно она внимательно наблюдает за ними.
А Риши и Лакшми тем временем восторженно осматривают дом, от пола до потолка заваленный всевозможными, всех цветов, сладостями. Здесь помимо уже знакомых Риши и Лакшми ладу и гулаб джамуна немало новинок: янтарные шарики расгулла с лимонным сиропом, коричневые подушечки – халаканды из сладкого творога, воздушное печенье нанхатаи, обсыпанное сверкающей сахарной пудрой. Потрескивает угольками большая печь, выпекая золотистые лепёшки и хрустящие слойки. А в каждом углу дома, как на страже, сидят чёрные вороны.
– Когда меня оставили одну среди леса, – рассказывает Шакунтала, указывая на воронов, – эти птицы спасли меня, приносили мне ягоды, ещё какую-то еду. Вороны – такие же лесные изгои, как и я. Вот почему я, в свою очередь, кормлю их теперь и защищаю от ястребов и лис так, словно они мои приёмные дети. Я много рассказывала им о вас, моих родных детях, Риши и Лакшми, о том, какие у них лица, какие голоса, о том, что они, должно быть, ищут меня в лесу…
– Мы искали тебя, мама, – перебивает её Риши.
– Я знаю, – кивает головой Шакунтала.
Но так просто счастливый конец в сказке не случается. Сначала должно свершиться правосудие, а это требует времени, порой довольно долгого.
И она продолжает стучать пальцами по столу в том же ритме, в котором совсем недавно вороны кричали в лесу имя Дивьи Симлы. Шакунтала размышляет, и кажется, что птицы вокруг улыбаются, следя за её мыслями.
– Скажите-ка, – неожиданно спрашивает Шакунтала, – как далеко отсюда Бага-Пурана?
– Мы не знаем, – отвечает Риши. – Вороны склевали все крошки, которыми мы отмечали свой путь.
– Да-да, всё съели, никакого следа не оставили, – подтверждает Лакшми.
– Да неужели? – притворно удивляется Шакунтала. – Ай, негодники! Впрочем, именно так они и нашли вас – шаг за шагом, крошка за крошкой, так что не будем слишком сильно сердиться на них.
Она поднимает голову и с улыбкой поворачивается к воронам. Те кивают головами, подтверждая, что запомнили дорогу назад.