Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
в состоянии завоевать друг друга и заключили вынужденный мир, который пагубен для обществ, основанных на идеале военной доблести. Эта ситуация является полной противоположностью описанному в романе Оруэлла видению и ситуации, в которой три супергосударства находятся в постоянном военном конфликте. Разочарованный рыцарь Фридрих фон Гесс жалуется: «Мы не в состоянии что-либо создать. Мы ничего не изобретаем, в нашем обществе нет потребности в том, чтобы быть креативным. Мы – немцы. Мы святые. Мы идеальны, и поэтому мертвы»91. В романе «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» Оруэлл пишет, что Уинстон приводит О’Брайену множество аргументов, говорящих о том, что диктатура не сможет долго существовать. О’Брайен успешно их парирует. Один из аргументов Уинстона очень похож на мысли фон Гесса. Уинстон утверждает, что общество, основанное на страхе, ненависти и жестокости, «не имеет жизненной силы. Оно должно распасться. Оно “совершит самоубийство”»92.
В романе Оруэлла есть повороты сюжета, напоминающие «Ночь свастики». Фон Гесс раскрывает герою романа Бурдекину (английскому авиаинженеру по имени Альфред) свою семейную тайну. Один из его предков написал запрещенную книгу об истинной истории фашизма. Эта книга считается такой же опасной, как и книга Голдстейна. Точно так же, как Уинстон был потрясен найденной им фотографией Джонса, Аронсона и Резерфорда, Альфреда поражает фото Гитлера, на котором виден не арийский бог, а «маленькое, мягкое, толстенькое и улыбающееся существо»93, а также информация о том, что когда-то женщины были уверенными в себе, привлекательными и равноправными с мужчинами. «Историю империи фальсифицировали и уничтожили»94, – говорит фон Гесс. В романе Бурдекин движение сопротивления точно так же, как и у Оруэлла, называется братством.
Мы не знаем, что думал Оруэлл по поводу романа «Ночь свастики», но мы точно знаем, что он отреагировал по крайней мере на одно произведение о британском фашизме. 24 августа 1940 года он смотрел постановку под названием «Верни свою свободу», которая поразила его своим глубоким содержанием95. В 1934 году эту пьесу (под названием «Диктатор») начала писать член НРП и феминистка Уинифред Холтби, которая умерла от заболевания почек, не успев сделать в тексте изменения, которые хотел видеть театральный продюсер, поэтому пьесу дорабатывал сценарист Норман Гинсбури. Холтби и Гинсбури прекрасно понимали, почему людей привлекают демагоги-популисты. Главный герой пьесы – Арнольд Клэйтон. Он умный, молодой, харизматичный человек, занимающий пост младшего министра. Он уходит в отставку и создает Британскую Партию Планирования с девизом «Действие. Изоляция. Порядок»96. Оруэлл писал, что Клэйтон представляет собой «более благородного Гитлера или более умного Мосли»97. Клэйтон одерживает на выборах убедительную победу, используя понимание психологии и потребностей народных масс, которые он презирает. «У нас должны быть эмоции, – говорит он своей матери. – Ум разделяет людей на тысячу партий, но страсть их объединяет»98. Маггеридж писал о Гитлере: «Многие из тех, кто считал невыгодным думать своим умом, были готовы следовать за ним, думая собственной кровью»99. Став премьером, Клэйтон становится тираном, объявляет всеобщую воинскую повинность, запрещает женщинам работать, сажает в тюрьмы и концлагеря своих противников.
Оруэллу понравилась пьеса, потому что Клэйтон изображен в ней «узником власти»100, который сначала приносит в жертву Плану свою порядочность, потом приносит План в жертву Партии, Партию – своим друзьям, а потом и жертвует своими друзьями ради самого себя. Наверняка ему понравился очень оруэллианский диалог. Во время избирательной кампании четыре Серых гвардейца Клэйтона (что-то наподобие гестапо) убивают еврея. Клэйтон заявляет, что убийцами были агенты-провокаторы его врагов. Мать Клэйтона, которая обычно поддерживала сына во всех его начинаниях, сомневается.
МИССИС КЛЭЙТОН: Неужели все это правда по поводу агентов-провокаторов?
КЛЭЙТОН: Ты же слышала, что я сказал.
МИССИС КЛЭЙТОН: Я повторяю – это правда?
КЛЭЙТОН: Так нужно. Значит, это будет правдой101.
В лучшие времена Оруэллу не нравился Лондон, но в худшие времена он относился к нему с большой симпатией. Блицкриг начался 7 сентября 1940-го, и активизация военных действий доставила писателю удовольствие. Оруэлла-пуританина привлекали сложности, Оруэлла-социалиста радовала насильственным образом соединившая всех солидарность. Как человеку действия ему были приятны звуки разрывов бомб, вид озаренного пожарами неба, подсвеченных розовым заградительных дирижаблей и успокаивающий ритм пулеметных очередей противовоздушной обороны. Сирил Конноли подозревал, что «Оруэлл чувствовал себя как дома во время блицкрига, бомб, храбрости, разбомбленных домов, нехваток продуктов, бездомных и крепнущего революционного духа»102.
В то время когда британский экспедиционный корпус эвакуировали из Дюнкерка, Оруэлл и Конноли прогуливались по парку, наблюдая, как лондонцы играют в крикет и гуляют с детскими колясками, словно ничего страшного не происходит. «Они будут так себя вести до начала бомбардировок. Вот тогда-то они запаникуют»103, – предполагал Конноли. Однако во время блица, как отмечал Оруэлл, жизнь текла, как и раньше, люди «на удивление, сохранили свой старый ритм жизни». Иногда, прогуливаясь по улицам Лондона, Оруэлл наблюдал торжество упорной нормальности, а иногда ему казалось, что жизнь разбили на множество осколков и собрали в виде абсурдной мозаики. Пустая улица Оксфорд-стрит с мостовой, покрытой разбитым стеклом. Гора сваленных в кучу манекенов из магазина одежды, напоминающая издалека массу трупов. Лондонский зоопарк, продававший животных, потому что их не могли прокормить. Две молодые женщины с перепачканными грязью лицами, вопрошавшими Оруэлла: «Сэр, не подскажите, где мы находимся?»104 Город, разбитый на части. Однажды утром близкая приятельница писателя Инес Холден увидела в Риджентс-парк дерево, украшенное женским чулками, обрезками шелка и новеньким котелком, очутившимися на дереве после того, как ночью до этого разбомбили стоявший поблизости отель. У дерева Холден столкнулась со знакомым художником-сюрреалистом, заявившим: «Мы уже давно рисовали подобные сюжеты, и вот наконец реальность за нами подтянулась»105.
Оруэлл считал, что Британии необходимы радикальные перемены. Глядя на яркие рекламные плакаты в метро сразу после Дюнкерка, его охватило чувство омерзения, схожее с тем, которое испытывал его герой Комсток: «Интересно, сколько мусора смоет эта война, если мы сможем продержаться до лета?»106 Оруэлл был пацифистом, пытался вообще не реагировать на политику, но потом начал исповедовать революционный патриотизм. Той осенью вышло его эссе «Моя страна, правая она или левая», в котором он описывал уличные бои и засевших в отеле Ritz левых ополченцев. В дневнике он писал о своем неприятии поведения богатых, которых сравнивал с русской аристократией в 1916-м: «Судя по всему, этим людям никак не понять, что оставшиеся 99 процентов населения существуют»107. В изданном Виктором Голланцом сборнике эссе разных авторов под названием «Предательство левых» и посвященном советско-германскому договору о ненападении были два эссе Оруэлла, в одном
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
