С ним, как и со многими деятелями госаппарата ГДР, у меня хорошие личные отношения. Это не отношения с агентом, партийные и государственные деятели для нас табу. Несмотря на это, мы ведем со многими открытые дружеские беседы. Михаэль Коль интересуется нашими прогнозами, рассчитывает на приемлемые советы и сам не скрывает своего мнения.
Со временем, а он станет руководителем постоянного Представительства в Бонне, а затем заместителем министра иностранных дел, нас свяжет дружба. В высших политических эшелонах это не остается незамеченным. От министра Мильке однажды я получаю выговор по телефону: «Линию нашей внешней политики определяют не Михаэль Коль и не Вернер Гроссманн, а другие!» Причиной этому было то, что Михаэль Коль сказал своему министру Оскару Фишеру, что он уже кое-что обсудил со мной. Фишер рассказал это Мильке, а тот схватился за телефонную трубку.
Когда постоянное Представительство ГДР в Бонне начинает свою работу, нам разрешают включить в его штат наших сотрудников. Таким образом, мы можем вести оперативные действия на легальном положении. Нашим первым резидентом становится Герхард Бенке. Историк по образованию, родом из Галле он работает в отделе I. На ускоренных курсах он готовится к своей политической деятельности. Ибо официально он будет 1‐м секретарем постоянного Представительства и научным сотрудником его руководителя. Он исполняет эти функции наряду с конспиративной работой. Михаэль Коль знает о двойной роли своего сотрудника.
По поводу нашей работы в официальных представительствах, а также в торгпредстве в Дюссельдорфе имеются четкие предписания. Чтобы не нанести ущерба политике, нельзя вербовать жителей ФРГ, нельзя вести агентов и разведчиков. Наши сотрудники в представительстве действуют лишь в оборонительном плане, а не наступательном, прямо противоположно методике советских разведчиков.
К этому различию мы не стремились, так сложилось само собой. Из-за «доктрины Халльштейна» и связанного с ней многолетнего непризнания ГДР в этих странах не было ее посольств. С самого начала мы вынуждены были работать нелегально. Мы воспринимаем это как преимущество по отношению к разведчикам других социалистических стран. Как часто советских разведчиков, работающих в посольствах, объявляли «персоной нон грата» из-за шпионажа? Из наших это произошло лишь с одним из сотрудников в Испании.
Западные разведслужбы тоже используют официальные дипломатические представительства для наступательного шпионажа в социалистических странах. Наши сотрудники зачастую довольно быстро распознают сотрудников ЦРУ и перевербовывают многих его агентов.
Несмотря на ограничения из-за работы в постоянных представительствах, наши сотрудники используют все легальные возможности. Они собирают обширную информацию, оказывают политическое влияние, знакомятся со многими людьми и проверяют, кого из них можно завербовать. Не в последнюю очередь они должны отражать атаки секретных служб, такие, как прослушивание, потому что они несут также ответственность за внутреннюю безопасность представительства.
По прошествии некоторого времени мы создаем систему прослушивания. Мы ловим станцию радиослежения противника, проводим анализ и целенаправленно записываем телефонные разговоры. Все это делается точечно, ни в коем случае не массированно. Мы не в состоянии заняться последним ни физически, ни технически. Будучи прагматиками, мы концентрируемся на основных моментах.
Непосредственное внедрение в постоянное представительство дает еще одно преимущество. Мы устраиваем наших людей в консульский отдел. Так мы можем напрямую и совершенно официально опекать посаженных в тюрьму разведчиков. Неофициально мы это делали всегда. Принцип Главного управления разведки — никого не оставлять на произвол судьбы. Если кого-то раскрывают или арестовывают, мы организуем адвокатов, обращаемся в полномочные ведомства ФРГ и находим возможности, чтобы навестить заключенных.
Именно в этой ситуации мы не оставляем потерпевшего одного. Когда Гюнтер Гийом и его жена Кристель Гийом были схвачены в 1974 году, руководство ГУР пыталось как можно быстрее вызволить обоих в рамках международного обмена шпионами. Мне поручается первоначальное зондирование. До тех пор я почти не имел никакого отношения к этой операции и лишь очень поздно узнал о существовании Гийомов.
В 1969 году, когда Брандт стал канцлером ФРГ, меня вызвал к себе в кабинет Маркус Вольф. Очевидно, он хотел сообщить мне нечто очень важное. Перед этим он предупредил меня о соблюдении высочайшей тайны. Я узнаю, что разведка совершенно неожиданно получила источник в высших кругах в ведомстве канцлера ФРГ. Просто Вилли Брандт забрал с собой из партийного центра СДПГ в новое ведомство своего личного референта Гийома, нашего разведчика. Теперь он, ведомый Куртом Гайлатом, начальником сектора СДПГ отдела II, находился на опасной должности, к которой мы и не стремились. Снова невычислимая вещь в работе разведслужбы. Нужна строжайшая конспирация. Чем меньше знают об этом деле, тем прочнее наш человек в горниле власти. Как начальника отдела I, для которого ведомство канцлера ФРГ — главный объект, Вольф должен поставить меня в известность о том, что есть такой источник. Мы не имеем права подвергать опасности Гюнтера Гийома какими-либо нашими действиями.
Гюнтер и Кристель Гийом
Больше я не имею никакого отношения к исполнению задания. Лишь во время и после ареста супружеской пары разведчиков я узнаю о дальнейшем развитии событий и их подоплеке. Я должен о них знать, так как мне нужно прозондировать отношение федерального канцлера Хельмута Шмидта к запланированному обмену. В поисках подходящей влиятельной личности, которая могла бы затронуть тему у Шмидта, мы выходим на Бертольда Байтца председателя наблюдательного совета концерна «Фрид. Крупп ГмбХ». Это тот, кто нам нужен.
Заместитель министра внешней торговли ГДР Хайнц Берендт, которого я очень хорошо знаю и у которого хорошие отношения с Бертольдом Байтцем, оказывает посредничество в организации встречи. И вот мы обедаем втроем во Дворце принцесс на Унтер ден Линден в Берлине. Байтц выслушивает мою просьбу и обещает при удобном случае спросить канцлера ФРГ о том, поддержит ли он обмен. Ответ Шмидта он сообщит мне, когда через несколько недель во время плавания по Балтийскому морю на паруснике он причалит в Штральзунде.
Спустя четыре недели я приветствую Бертольда Байтца в порту маленького ганзейского городка на Штрелазунде. Мы едем на моей «Ладе» в глубь страны, останавливаемся в деревенском кафе, расположенном в безлюдном месте, и беседуем за сосисками и картофельным салатом. Ответ Шмидта краток и ясен. Он против обмена. Гийом должен отсидеть свой срок Бертольд Байтц отправляется под парусами дальше.
Я уже забыл данный случай, как вдруг Байтц напоминает о себе. Он высказывает очень личную просьбу. Ему хочется посетить место, где он родился, увидеть отчий дом и положить букет цветов на могилу своих родителей. Я должен его
