Утром его Вырвиглаз разбудил. Вернее, растолкал непочтительно да ещё и холодной воды налил за шиворот.
— Как это понимать, Никита Андреевич? — спросил грозно. — Вас же старшим назначили, доверие оказали! А вы? Пьянку пошлую устроили, приказ нарушили! Я-то со всеми остальными в конторе заночевал. Работы много. Прихожу — а тут такое! Вон, на ваших подчинённых полюбуйтесь! Куда только катится этот мир?
Оглянулся Ник по сторонам: на столе разгром полный — объедки сплошные, на полу валялись две пустые бутылки из-под ханки, на середине стола стояла третья — едва начатая.
Дружный храп раздавался из дальнего угла. Это Лёха с Гешкой старались, развалясь валетом на узкой кровати, сапоги друг друга используя в качестве подушек.
Ник же, судя по всему, прямо за столом уснул. Стыдно, блин! Командир называется…
Посмотрел Ник на себя в зеркало, что над умывальником висело, даже испугался собственного отражения: морда опухшая до неузнаваемости, глаза круглые и жёлтые, что у того тигра из зоопарка.
Лёха с Гешкой проснулись — такие же уродцы, желтоглазые до уморы полной. Раз пятьдесят от смеха уписаться можно, что характерно, в один и тот же подгузник!
Вырвиглаз внимательно посмотрел на удалую троицу и черту жирную подвёл:
— Судя по цвету глаз, ханку пили вчера? Шустры вы, орлы ленинградские. Сейчас плохо, наверное? Ханку, в обязательном порядке, жиром моржовым закусывать надо, или оленьим. Но лучше всего — китовым! Ничего, потерпите! Сейчас я вас в порт отведу, к доку судоремонтному. Там пиво продаётся отличное, не чета живой воде из сказок. Чёрное, крепкое, ароматное — «негл» называется. Нигде такого нет!
Уже часа через полтора подошли к судоремонтному доку. В маленьком магазинчике Вырвиглаз купил две трёхлитровые банки яблочного сока. Тут же с помощью перочинного ножа крышки с них сорвал и вылил содержимое под карликовую берёзу.
— Да вы у нас — прямо Мичурин! — пошутил неуклюже Ник. — Надеетесь, что яблоки на берёзе вырастут?
— Вы что же думаете, «негл» вам в кружки наливать будут? — отпарировал Вырвиглаз. — Откуда в Магадане кружки? Если пиво в кружках — это уже и не Магадан будет. Сейчас банки помоем, и вперёд…
Расположились на старом заброшенном пирсе, на пустых деревянных ящиках, которые в этих краях повсеместно заменяли собой скамейки.
В воде, среди мазутных пятен, плавали многочисленные голубые и зелёные льдины.
Выпили «негла», передавая по кругу банку, закурили.
— Ну вот, совсем другое дело! — сказал Вырвиглаз, довольно посматривая на подопечных. — Глаза уже у всех нормальные — пропала желтизна. Да и лица уже лица напоминают.
— Спасибо, Владимир Ильич, выручили! Теперь вы для нас — отец родной и волшебник в одном лице, значит! — от лица всего коллектива искренне поблагодарил Ник.
Банкин задумчиво оглядел плавающие льдины.
— Искупаться, что ли, соблюдения принципов ради? — вопросительно покосился на приятелей.
Но желающих составить ему компанию почему-то не наблюдалось.
Вздохнул Гешка разочарованно, взял в руки пустую стеклянную банку да и потрусил по пирсу — за добавкой.
— А это кто? — вырвалось у Ника. — И каждый раз, пройдя меж пьяными, всегда без спутника, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна…
Мимо них шла, вернее — шествовала, очень-очень красивая женщина. Чуть-чуть за тридцать пять. Гордая королевская осанка, грива роскошных чёрных волос, глаза — словно два голубых светлячка. Красавица была одета совершенно необычно для этих мест, где прочно преобладали ватники и бушлаты: городской кожаный плащ, туфли на высоком каблуке, крохотная изящная шляпка, стильная дамская сумочка — в цвет туфлям и шляпке.
Вырвиглаз тут же вскочил со своего ящика и торопливо поздоровался:
— Здравствуйте, Маша! Как у вас дела? Какие новости?
— Здравствуйте, Владимир! У меня всё по-старому, без новостей. — Женщина грациозно кивнула Вырвиглазу в ответ и гордо прошла мимо.
Отойдя от компании метров на двести, незнакомка подошла к краю пирса и замерла, неотрывно всматриваясь в морские просторы.
Ник вопрошающе посмотрел на Вырвиглаза, но тот, притворяясь непонимающим, отвернулся.
Примчался Гешка с полной банкой пива, затараторил возбуждённо:
— Тут такая женщина проходила — королева прямо! Кто это, Владимир Ильич? Не знаете, часом?
— Ну, Владимир Ильич, миленький! Расскажите! А? — попросил Ник. — Интересно же!
Помявшись для приличия, Вырвиглаз всё же снизошёл к просьбам:
— Хорошо, висельники — извините за этот неоднозначный эпитет, — так и быть, расскажу. Тем более что молоды вы ещё — до умиления. Вам такие истории весьма и весьма полезны быть должны. Слушайте же. История эта прекрасна и страшно романтична. А суть ее заключается в следующем: самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, — это кружка чёрного пива «негл», выпитая в нужном месте, в нужное время и в правильной компании…
О том, как Мария Николаевна осчастливила Магадан своим многолетним присутствием, вам расскажет любой местный бич, спросив за эту услугу совсем даже недорого: двухлитровую банку чёрного «негла» и свежий анекдот с Большой земли, обязательно — политический.
Итак, незадолго до нового, 1929 года Мария Николаевна Сазонова, двадцатипятилетняя аспирантка кафедры высшей математики университета города Ленинграда, грядущее светило точных наук, красавица и умница, комсомолка и спортсменка, чинно сидела в пивном баре «Висла» за кружечкой светло-жёлтого напитка, который по какой-то жуткой ошибке именовался «пиво», и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма.
В те времена в так называемой интеллектуальной среде это считалось достаточно модным и почетным занятием. Да и размер премии, обещанной каким-то иностранным чудаком за правильное решение, если говорить откровенно, впечатлял.
За соседними столиками оживлённо переговаривались влюблённые парочки.
В углу зала молодой человек небрежно прикасался к клавишам рояля и, отчаянно грассируя, что-то негромко напевал.
В этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, открылась старинная дверь, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста.
Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а милый акцент, который проявился несколько позже, явно свидетельствовал о его отнюдь не столичном происхождении.
Это был не кто иной, как Семён Походня — коренной житель славного города Магадана, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода "Красный Октябрь", перевозившего особо стратегически важные для северо-востока страны товары: красную рыбу и тюлений жир.
