тот момент, когда я направила холодный тяжелый ствол на него, послало по моему телу такую феерию удовольствия, что совладать с ней удавалось с трудом.
Кроме всего прочего, я понятия не имела, как пользоваться этой вещицей.
— Девочка, ты совершаешь ошибку, — протянул было он, но запнулся, округлив глаза, когда я сильнее сжала рукоятку пистолета.
— Дёрнешься, и я тебя пристрелю, — предупредила я, подавляя предательскую дрожь в голосе.
Страх в этот миг вёл ожесточённую борьбу с чувством абсолютной непобедимости. Власть опьяняла.
— Отдай пушку по-хорошему или…
— Я сказала: не дёргайся, прошипела я, медленно обходя его напряжённую фигуру.
Мы быстро поменялись ролями. Теперь он стоял спиной к стене, а я — к заветной двери. Дуло пистолета смотрело прямо ему в лоб. Я тоже не отрывала взгляда от своего персонального цербера. Если бы господь наградил его хотя бы унцией мозгов, он бы напал на меня и без особых усилий вырвал пистолет из моих рук. Поэтому действовать надо было быстро и без раздумий. Даже если мне никогда не доводилось держать в руках холодное оружие, я читала об этом в книгах, писала в своих зарисовках. Да, разумеется… маленькая деталь за стволом, который нужно взвести, прежде чем осуществить выстрел. Герои, на которых я когда-то равнялась, стреляли. Они убивали и ранили, и когда это казалось мне чем-то возвышенным и правильным, ощущать абсолютную власть над чьей-то жизнью сейчас было так… немыслимо.
— Э-э-эй, золотце, да не горячись ты, брось пистолет, — опьянение хорошо скрывало дрожь в его голосе. — Лучше отдай его мне, ага?
Он двинулся на меня, улыбаясь так, будто заранее знал исход, но я его опередила. Щелчок курка эхом отбился от стен. Левша остановился, и тогда я громко, чтобы заглушить бешеный грохот собственного сердца, рявкнула:
— Клянусь тебе, сделаешь ещё один шаг, и я тебя пристрелю.
— Ладно-ладно! — его ладони оказались тотчас взмыты в воздух. — Я не двигаюсь.
Я рвано выдохнула и шагнула назад, лишь украдкой оглядываясь через плечо, чтобы найти дверь. Руки, держащие пистолет, затекли, но я не могла позволить себе расслабиться. Развернуться, закрыть дверь и бежать. Сейчас.
Толкнув калитку плечом и лишь на секунду оторвав взгляд от оцепеневшего левши, я задержала дыхание и рванула на выход. Свободная ладонь ухватилась за замок, пока страх того, что пистолет может ненароком выстрелить, парализовал мои пальцы. Паника стихийно охватила всё моё тело и мой рассудок, время замедлилось, но на деле всё произошло моментально — чужая нога, обутая в уродливый ботинок, вклинилась в пространство между дверью и решёткой. Я подняла голову и распахнула глаза, встретившись с горящим угрозой взглядом Левши. Сердце ухнуло в пятки. Навалившись на калитку всем телом, я попыталась ударить его по ноге, но он потянул ко мне свои здоровенные ручища, хватая меня за плечо.
— Иди сюда, жалкая стерва! — взревел он, пока я яростно пыталась вырваться.
— Отпусти! Я буду стрелять!
— Ну, конечно, ты будешь…
Казалось, он был так близок к тому, чтобы схватить меня, обратно бросить в клетку и убить — его руки уже почти добрались до моей шеи. Но я не могла сдаться так просто. Есть тонкая грань между мнимым чувством превосходства и отчаянной верой в себя. И я верила. До последнего верила, пока не дёрнулась так сильно, что Левша по инерции пошатнулся и едва не упал, потеряв опору в виде моей руки. У меня не было ни секунды на то, чтобы возиться с замком — сжав рукоятку, я стремглав понеслась к лестнице.
— Стой, тварь! — звук калитки, ударившейся о стену, прогремел в абсолютно пустой голове.
Я взбиралась по ступенькам, лишь изредка цепляясь за перила, с нечеловеческой скоростью, но Левша все равно добрался до лестницы прежде, чем я успела выбраться из подвала. Дверь, внезапно представшая передо мной, была закрыта, и мысль о том, что он мог её запереть, ударила меня, как пощечина. Но я не могла позволить себе остановиться. Оглянуться, испугаться, обдумать. Не сейчас. Я толкнула свободной рукой дверь и опешила от яркого дневного света, ударившего меня по глазам.
«Отсюда выход или на волю, или в могилу», — приговор, прогремевший в голове, вернул меня в реальность. Он же стал моим спасением.
Ровно до той секунды, пока чья-то рука не сомкнулась на моей лодыжке. Мир закружился перед глазами, и когда Левша потянул меня на себя, я вдруг рухнула на пол, лишь каким-то чудом удержав пистолет — пальцы сжимали рукоятку до побеления. На секунду всё погрузилось в глубокий мрак, из звуков оставив лишь глухой стук моего сердца. Но резкая боль в висках и бедре пробудила меня, но я яростно задёргала ногой и обернулась, когда заметила, что он тоже лежал на земле, прямо у двери, ведущей прочь из подвала — вероятно, не рассчитал свои силы. Это было моим маленьким спасением, крохотной победой, мимолётной надеждой. Мы боролись изо всех сил — я пыталась отбиться, а он что есть мочи сжимал мою ногу и продолжал тянуть меня к себе, как рыбу, запутанную в сетях. Но я больше не могла стать добычей. Больше не могла.
С огромным трудом повернувшись так, чтобы дуло пистолета смотрело прямо ему в глаза, я злостно прокричала:
— Я предупреждаю в последний раз! Отпусти меня, иначе я тебя пристрелю!
Левша усмехнулся, сильнее дёрнув меня на себя, отчего оружие едва не выпало из моих рук. Я всерьёз испугалась за упущенную возможность его пристрелить — у меня не было ни единой причины не делать этого.
— Ты и представить не можешь, что я сделаю с тобой, когда до тебя доберусь… — прорычал он, пока капли пота судорожно стекали по его вискам. — Сначала я дождусь приятелей, чтобы пустить тебя по кругу…
Я заметила влагу, коснувшуюся моей ноги, и только спустя миг поняла, что его рука стала скользкой от пота. Ещё один рывок вперёд — безуспешно. Он продолжал угрожать, продолжал держать меня, пока несколько капель не упали на его ладонь. Это могло стать моим шансом, это могло спасти меня, но Левша оказался слишком силен — мой вес против его тренированных лапищ был смехотворен. Моё тело, как мешок с картошкой, поволокли по грязному бетонному полу, о который я изо всех сил цеплялась ногтями, обратно в подвал, прямо в пасть моей гибели. У меня была только одна возможность выжить. И всего несколько секунд на то, чтобы решиться.
Лишь пистолет в моей руке был верен своему предназначению, будучи по-прежнему направленным в его сторону.
— Ты почти моя! — закричал он, и
