приглушенный, ненамного громче шума все еще работающего мотора моего БМВ.
Предпочитаю бессовестно солгать:
— Нет, — и приправляю ложь истиной для правдоподобности: — Просто море не очень люблю.
— Полюбишь, — серьезно обещает Нестеров. — До завтра, Милана.
И выходит из машины, не дожидаясь моего ответа.
А послевкусие от завершения нашего разговора у меня остается очень неоднозначное. Вяжущее, горько-сладкое. Как после конфет с ликером.
_________________________
Дорогие читатели, интересно ваше мнение по такому вопросу: кто-то уже узнал город о котором идет речь в истории по описанию и обложке, или еще нет?) Умышленно не называю его в начале, пока героиня не поменяла свое мнение о нем, но любопытно, узнаваем ли он из общей атмосферы? Буду рада отклику в комментариях ♥
Глава 8. Участь яблока раздора
«Nothing gold can stay
Like love or lemonade
Or sun or summer days
It's all a game to me anyway»
Lana Del Rey — Music to Watch Boys To
(Никакие богатства меня не остановят: Ни любовь, ни лимонад, ни солнце, ни летние дни. Для меня это всего лишь игра).
На часах еще нет десяти, когда меня будит телефонный звонок от Леры.
— Лана, подъем, — смеется она в трубку, услышав мое хмурое и сонное «привет».
Спальня пропитана ароматом сирени. Нежным, манящим, с едва заметной горчинкой. Цветы никак не желают вянуть, несмотря на то, что по срокам пора бы уже. Но они все такие же свежие и бархатистые, как в тот день, когда Нестеров всучил мне букет.
Глядя на часы, мысленно чертыхаюсь. Как можно вставать в такую рань? Кажется, мне даже снилось что-то приятное, но теперь, хоть убей, не вспомню, что именно. Из-за таблеток редко вижу сны и то, что упустила один из них, ожидаемо вызывает раздражение.
— Заеду за тобой в начале двенадцатого и вместе поедем на причал. Марк и Ник уже уехали, чтобы закупить провизию и загрузить вещи. Так будет удобнее, незачем гнать туда сразу четыре машины, — тараторит Дубинина, пока я, смирившись с неизбежным, отправляюсь в ванную, со смартфоном у уха.
Бормочу:
— Хорошо.
И услышав в ответ «до встречи», кладу трубку, закончив диалог, в котором мне принадлежали только два слова.
«Может ну его, этот остров, Милашечка? — подстрекает продинамить поездку чертенок. — Вернемся в постельку и доспим ещё пару часиков».
Зеваю во весь рот, выдавливая зубную пасту на электрическую щетку. Взъерошенное и сонное отражение в зеркале намекает, что для того, чтобы выглядеть совершенством, нужно причесаться, умыться, сделать маску и макияж.
— Же можу, — громко отвечаю я, заглушая мерное жужжание щетки во рту. — Межя же шам Шахаров жжет.
«Чего-чего?» — тоже зевая переспрашивает чертенок.
— Сахаров, говорю, меня там ждет, — повторяю для непонятливых, когда вытаскиваю щетку и, прополоскав рот, выплевываю воду с пастой в раковину. — И я не могу не поехать.
Приклеиваю под глаза ярко-розовые гидрогелевые патчи, наскоро делаю вакуум и планку. Пока пью кофе, делаю несколько асан йоги и на ходу бросаю в спортивную сумку Луи Виттон три комплекта белья, полотенце, купальник, кроссовки, пару футболок, спортивный костюм, бейсболку и рваные джинсы-багги. Добавляю шорты, на случай хорошей погоды и толстовку на случай плохой.
Сумка уже застегивается с трудом, но я с упорством, достойным лучшего применения, впихиваю туда огромную косметичку и внешний аккумулятор для того, чтобы заряжать телефон в отсутствии электричества.
«Ничего не забыла? — интересуется чертенок, нацепивший на себя соломенную шляпу с огромными полями, солнечные очки, походный рюкзак вдвое больше его самого, и высокие резиновые сапоги в белый горошек.
— Нет. Но насчет шляпы, классная идея.
Лера уже сообщила, что ждет меня в машине, когда я, не торопясь, облачаюсь в женственное нежно-розовое платье-миди с запахом и белые сандалии на массивной подошве. Дополняю образ солнечными очками цвета хрустальной розы и соломенной шляпкой с ленточкой.
«Не торопись ты так, — ворчит запыхавшийся чертенок. — Подождет твоя Дубинина, ничего у нее от этого не треснет. И таблетки возьми, иначе три ночи бессонницы нам с тобой гарантированы».
— Никита вообще-то тоже ждет. Так что могу в кои то веки побыть пунктуальной, — беспечно отзываюсь я и, запихиваю бутылек с таблетками в боковой карман сумки, отчего он топорщится и едва не рвет молнию замка.
Перевесив тяжелую сумку через согнутый локоть, спускаюсь вниз в лифте, напевая мысленно одну из веселых песенок Ланы Дель Рей.
Завидев меня, Лерка выходит из белого Гелендвагена, тепло обнимает и помогает закинуть неподъемную сумку на заднее сиденье, в то время как я устраиваюсь на переднем.
Дубинина одета по-походному в велюровый серый спортивный костюм, на футболке которого виднеются следы от пота в районе подмышек. Видимо, она выехала раньше, когда было прохладно, а сейчас, к обеду, распогодилось и солнце жарит по-летнему.
— Ну, как настрой? — жизнерадостно интересуется она, включая кондиционер в машине на минимум.
«Отличный у Милашечки настрой, — отвечает за меня чертенок, деловито спустив на нос-рыльце солнечные очки. — Настрой отбить у тебя Сахарова».
Радуясь, что его не слышит никто, кроме меня, отзываюсь лаконично:
— Боевой.
— Это здорово, — улыбается Лера, выруливая на главную дорогу. — Ник и Марк уже закупили всё необходимое и ждут нас на причале.
Хорошо, что сборами занимаются они, а не я. Из меня в хозяйственных вопросах такая себе помощница. С тех пор, как я живу одна, все бытовые проблемы решает за меня приходящая домработница, оплачиваемая Тошей.
Дубинина ведет машину осторожно и медленно. Постоянно проверяет зеркала, заблаговременно показывает поворотники, держит дистанцию от других машин. Она всегда такая была: обстоятельная, опрятная и степенная, даже в детстве. Такой и осталась. Лера нарушает молчание новым вопросом:
— Мы так давно не виделись с тобой, расскажи, пока едем, как у тебя сложилась жизнь с тех пор, как твоя семья переехала?
Вздыхаю, понимая, что не в том положении, чтобы доверять ей собственные тайны, но и не в том, чтобы демонстративно скрытничать. Ищу золотую середину:
— Мы ведь переехали, потому, что родители развелись, — без большого энтузиазма признаюсь я. — Тоша остался с отцом, а я с мамой. Пришлось перейти в другую школу, потому что каждый день возить меня в гимназию она не захотела. Полтора года я жила с ней, а потом переехала.
— Подожди, — хмурится Лера. — Тебе сколько было? Шестнадцать? И ты стала жить одна? Почему?
Мой переезд от матери и раньше вызывал у большинства знакомых ступор и непонимание, поэтому я не удивляюсь такой реакции. У меня готов отличный уклончивый ответ:
— Разошлись во мнениях. Переходный возраст, знаешь, как это бывает.
— Догадываюсь, конечно. Я тоже
