правительства и заявлял о необходимости активной борьбы против Советской власти.
После ареста Этингера его вызвал к себе для допроса Абакумов. После допроса профессор был передан в следственную часть следователю Рюмину. На следствии он признался в том, что являлся еврейским националистом и распространял измышления о руководителях партии и правительства. Помимо этих показаний, арестованный Этингер стал давать показания и о своих вражеских действиях при лечении Щербакова. Профессор был вторично допрошен Абакумовым, при допросе он отказался от своих показаний в части, касающейся лечения товарища Щербакова. Это заставило как Абакумова, так и Лихачева к показаниям Этингера отнестись с недоверием. По мнению Огольцова, какого-то злого умысла в этом со стороны Абакумова нет.
Вопросу подбора кадров следователей руководство МГБ уделяло особое внимание. Исходили из требований, чтобы следователи были: грамотными, хорошо знали чекистскую работу, политически зрелыми, инициативными и стойкими большевиками-чекистами. Руководством МГБ СССР по фактам нарушения законности, принимались необходимые меры.
Огольцов писал, что с Абакумовым он проработал пять лет и считал, что он преданный человек делу партии и Сталину. Абакумов на посту министра приложил много труда по коренному улучшению деятельности органов советской разведки. Заслуженно пользовался большим авторитетом среди чекистов и партийной организации [5, л. 87–95].
Таким образом, почти все опрошенные старались дать объективную информацию об Абакумове. Кроме того, выяснились факты оговора министра Абакумова со стороны старшего следователя Рюмина.
7 июля 1951 г. В.С. Абакумов написал свое объяснение И.В. Сталину и членам Комиссии Политбюро ЦК ВКП(б).
Он сообщил, что вопрос о необходимости ареста Этингера первый раз был поставлен перед ЦК ВКП(б) 18 апреля 1950 г. Докладывалось, что он антисоветски настроен, неоднократно допускал вражеские выпады против Вождя, что было зафиксировано оперативной техникой. Однако санкции на арест получено тогда не было. 16 ноября 1950 г. он вторично направил записку с просьбой разрешить арестовать Этингера. А.Н. Поскребышев позвонил и передал, что эту записку смотрели и она направлена Н.А. Булганину, который на следующий день дал согласие на арест.
18 ноября Этингер был арестован, после чего Абакумов допрашивал его в присутствии Ф.Г. Шубнякова и Н.А. Тангиева. В процессе допроса профессор, заявлял, что не виноват и арестован безосновательно.
Вести допрос Этингера было поручено Рюмину. Спустя несколько дней Лихачев доложил, что арестованный начинает рассказывать о своих антисоветских националистических настроениях. При этом Лихачев сказал, что Этингер недостаточно ясно, но говорит, что мог бы лучше лечить А.С. Щербакова, после чего Абакумов предложил Лихачеву, вместе с Рюминым, привести Этингера к нему на допрос. На допросе Этингер о преступном лечении Щербакова ничего нового не сказал. Из всего этого Абакумов пришел к выводу, что предположения о каких-либо злонамеренных действиях в отношении Щербакова не оправдались. Несмотря на это, дал указание Лихачеву продолжать допрашивать Этингера с тем, чтобы полностью выявить его преступную деятельность. В дальнейшем Этингер ничего существенного не показал, у него продолжались сердечные припадки, смерть его произошла сразу же после возвращения с очередного допроса от Рюмина.
По поводу заявления Рюмина о том, что якобы Абакумов намекнул Этингеру, чтобы тот отказался от показаний, такого не было, это неправда.
Абакумов был удивлен, почему Рюмин делает подобные заявления, он не мог понять одного: дело Этингера все время находилось на руках у Рюмина, никому не передавалось, и умер профессор, придя с допроса от Рюмина. Почему Рюмин сейчас написал о своих сомнениях, хотя со дня допроса Абакумова Этингера по день его смерти прошло несколько месяцев.
Касательно второго вопроса, — дела Салиманова. Когда он бежал к американцам, то Абакумова и Огольцова вызывали в Политбюро ЦК и указали на то, что работники МГБ, допустили ротозейство. Были приложили все силы к тому, чтобы выманить Салиманова и арестовать его. В результате Салиманов был схвачен и доставлен в Москву. Заявление Рюмина можно объяснить его незнанием обстоятельств дела, так как оно велось другими оперативными работниками. Что касается длительного составления протокола допроса Салиманова, о чем заявил Рюмин, то здесь неточность. В следственном деле имеется 8–10 его протоколов допроса.
В отношении нарушений в следственной работе. Как правило, протоколы допросов составлялись сразу. В следственной части по особо важным делам МГБ СССР, где допрашиваются наиболее важные преступники, допрос их связан с известными трудностями по проверке показаний и подбору материалов и документов, подтверждающих эти показания. В связи с этим, следователи предварительно составляли небольшие протоколы или делали записи какого-либо факта, а затем, на основании нескольких протоколов и записей, составляли более полный протокол.
Касаясь информации, в отношении которой Рюмин утверждал, что скрываются от ЦК ВКП(б) важные дела, — неправда. Рюмин не мог знать какие документы направляются в адрес руководства. Порой посылается очень много информации.
При вторичном вызове в Комиссию, Рюмин представил новое заявление. То, что им написано, по мнению Абакумова, является неправильным.
Во-первых, Рюмин обвинял работников Следственной части в том, что они избивают арестованных. Абакумов заявил, что чекисты бьют арестованных шпионов, диверсантов, террористов с тем, чтобы заставить их рассказать о своих преступных делах и связях. Но делается это с санкции министра МГБ и его первого заместителя, а в местных органах — с санкции начальника органа. Никакого массового побоища нет, тем более что на этот счет МГБ СССР имело разрешение ЦК ВКП(б).
Во-вторых, Рюмин заявил, что ему Лихачев будто бы поручал допрашивать арестованного Салиманова в отношении Кобулова. Абакумов заявил, что Кобулов никакого отношения к Салиманову не имел и никаких оснований к тому, чтобы допрашивать его о Кобулове не было.
В-третьих, Рюмин утверждал, что давались указания допрашивать арестованных о руководящих партийных работниках. Действительно иногда это происходило, но по специальному указанию.
Рюмин заявлял о недостатках в следственной работе МГБ. Со своей стороны, Абакумов считал, что недостатков в работе гораздо больше, чем об этом пишет Рюмин, и перечислил их. Эти недостатки Министерство старается устранять, издаются приказы, в которых указываются имеющиеся недочеты.
Абакумов заявил, что у него тоже есть недостатки. В связи с увеличением объема работы Министерства, он не всегда охватывал всесторонне все участки. Сообщил, что не имеет достаточных знаний и опыта руководить таким большим аппаратом, каким стало МГБ и это сказывалось на том, что некоторые вопросы текущей чекистской работы ему было трудно осилить. Поэтому нередко проявлял чрезмерную осторожность.
«В то же время я с открытой душой должен сказать Вам, товарищ Сталин, что я отдаю все свои силы, чтобы послушно и четко проводить в жизнь те задачи, которые Вы ставите передо мной. Я дорожу тем большим доверием, которое Вы мне оказывали и оказываете за все время моей работы, как в период Отечественной войны — в органах Особых Отделов и «СМЕРШ», так и теперь — в МГБ СССР.
Я понимаю какое большое дело Вы, товарищ Сталин, мне доверили,
