Савелий и вправду не мог ни на что пожаловаться, ибо чувствовал себя превосходно.
Ну, вот видите, — истолковал его молчание как согласие Широши.
Бешеный не сдавался:
Я убедительно прошу вас перестать потчевать меня вашими многочисленными изобретениями без предварительного информирования меня о возможных последствиях. — И зло добавил: — Я вам не подопытный кролик!
Тут Широши расхохотался во весь голос:
Вот уж на кого вы никак не похожи, так это на беззащитного кролика! Кстати, по–моему, свинки вас узнали и обрадовались, не так ли, Савелий Кузьмич?
Узнали, узнали, — не стал спорить Савелий.
Его уже начали раздражать эти «кролики»,
«свинки». Не дай бог, Широши опять ударится в воспоминания о своем прошлом зверинце и карьере укротителя.
Широши почувствовал поднимавшееся в собеседнике раздражение:
Не дуйтесь, Савелий Кузьмич, я просто хочу, чтобы вы не зацикливались на постигшей вас неудаче.
Однако Бешеного не так просто было сбить с толку.
Я так до конца и не понял, зачем вам этот урод Усама нужен именно живым? Прикончить бы его, и дело с концом! К примеру, в Алжире я бы запросто это смог.
Надежды, что мы его все‑таки захватим живым, я все еще не потерял, несмотря на целую цепь неудач, — словно разговаривая сам с собой, произнес Широши.
Насколько я помню, вы намерены устроить открытый процесс над бен Ладеном, может, под эгидой ООН, — с явной иронией подхватил Савелий. — А по–моему, это чистой воды бессмысленное пижонство! — убежденно подвел он итог.
Не скажите, — вовсе не обиделся Широши, — физически уничтожить Усаму — это палка о двух концах. Во–первых, он сразу будет объявлен мучеником за веру, а во–вторых, на его место тут же заступит новый усама. Но дело даже не в этих достаточно очевидных последствиях его насильственной смерти…
А в чем? — нетерпеливо перебил Бешеный.
Не помню, говорил ли я вам, что Усама начинал свою боевую и политическую деятельность в качестве важного агента ЦРУ? Американцы плотно работали с ним в Афганистане, видя в нем фигуру, способную объединить всех правоверных мусульман в борьбе с неверными, то есть с советскими безбожниками. Вам, Савелий Кузьмич, на собственном опыте известно, что это у них не так уж плохо и получилось.
Известно, — мрачно подтвердил Савелий. — Почему же он повернул против США?
Вот в том‑то и главная загадка. Американцы снабжали его деньгами, оружием и инструкторами. Сегодня это непреложный факт. А почему стал воевать против своих прошлых наставников и покровителей, может поведать только он сам. Поэтому я и стремлюсь заполучить его живым.
Понятно, — согласился Савелий.
Вокруг того, кого именуют Усамой бен Ладеном, масса загадок. Одна из них — его неуловимость. Он дает интервью, рассылает видеокассеты, комментирует и поучает. Не странно ли, что американцы никак не могут его захватить?
Думаете, на самом деле они и не хотят этого? — оживился Бешеный.
Для того чтобы прийти к такому определенному мнению, мне не хватает конкретных фактов. Но иногда мне начинает казаться, что бен Ладен — всего лишь некий виртуальный враг, изобретенный американцами на место канувшего в Лету коммунизма.
Даже так? — недоверчиво спросил Савелий. — А как же взрыв Всемирного торгового центра в Нью–Йорке?
Подозреваю, что за этими взрывами стоит наш с вами приятель — Анри Гиз.
Почему же Усама взял этот теракт на себя? — Бешеный не очень понимал, куда Широши клонит.
Интересно, почему вы решили, что он определенно взял эти взрывы на себя? — Тон Широши не скрывал насмешку. — Восточный менталитет очень коварен, а речь цветиста и маловразумительна. То, что Усама не отрицал прямо своей причастности к теракту и отнесся к очередному проявлению исламского фанатизма положительно, еще ничего не доказывает.
Вы хотите сказать, что бен Ладен по каким‑то своим соображениям взял на себя ответственность за эти взрывы? — Савелий был очевидно озадачен.
Что он своего участия не отрицал — очевидно, а вот по своим ли собственным соображениям или советам, сегодня сказать не могу, — со значением произнес Широши.
Так по чьим же, Гиза, что ли? — Бешеного всерьез заинтересовала трактовка, которую давал известным событиям его собеседник.
Может, Гиза, а может, и своих бывших американских патронов, — медленно с расстановкой проговорил Широши, и его глаза многозначительно прищурились.
А им‑то зачем? — В голосе Савелия прозвучало явное недоумение.
Милый вы мой, Савелий Кузьмич, вы — великолепный боец и умный человек, но вам никогда не понять степени цинизма политиков, хотя бы потому, что вы никогда с ними толком не общались. Мне вот, к сожалению, приходилось…
С кем же, если не секрет, вы общались, Феликс Андреевич? — Савелию и правда стало любопытно.
За долгую жизнь мало ли с кем приходилось общаться, — попытался уйти от ответа Широши, — ведь если скажу, точно не поверите.
А вдруг поверю, расскажите! — с вызовом подыграл Бешеный.
Сейчас не время, — Широши был серьезен, — а то расспросами замучаете.
Честное пионерское, — Савелий даже привстал в кресле, — ни одного вопроса не задам, но ради интереса назовите хотя бы одно имя.
Ладно, назову, даже двоих — я был близко знаком с Джавахарлалом Неру, первым Президентом Индии, после того как она перестала быть английской колонией. А его главного противника Уинстона Черчилля, потомка герцогов Мальборо, я хорошо знал с юности.
Бешеный с искренним изумлением посмотрел на Широши. На языке вертелся вопрос: «Сколько же вам лет, уважаемый Феликс Андреевич?» Но данное слово Бешеный держал всегда.
Догадываюсь, о чем вы хотите спросить, и ценю вашу верность слову. — Широши принял важный вид. — Впрочем, я не дама, и мне свой возраст от вас особенно скрывать нечего. Скажите мне честно, на сколько я выгляжу, дорогой мой друг?
Савелий внимательно вгляделся в собеседника. Человек, сидевший напротив, был явно не молод, но видно было, что он тщательно следит за собой и находится в прекрасной физической форме.
Ну, если бы я ничего о вас не знал, дал бы вам лет пятьдесят пять, не больше. — Бешеный нисколько не кривил душой.
Спасибо за комплимент! — Широши с улыбкой склонил голову. — Значит, не зря я десятилетиями пью напитки, изготовленные по рецептам моих кельтских предков, а когда вас ими угощаю, вы сердитесь.
Да не сержусь я! — махнул рукой Савелий. — Просто терпеть не могу, когда надо мной какие‑то манипуляции производят без моего согласия.
Никаких манипуляций над вами я не произвожу, — со всей серьезностью возразил Широши. — Неужели вы, при всей своей прозорливости, до сих пор не поняли, что я вам желаю исключительно добра? Задачи же у нас с вами общие, не так ли, дорогой Савелий Кузьмич?
