Именно потому «КР», созданная в середине восьмидесятых, и получила карт-бланш, именно потому Прокурору, стоявшему во главе этой структуры с первого дня основания, и были даны в свое время сверхполномочия, притом на самом высоком уровне…
Постсоветское бытие, к счастью, складывалось не только из мерзостей русской жизни, вроде бандитских разборок, террористических актов да бессмысленных кавказских войн. Существовал и другой мир — работящий, создающий те материальные ценности, без которых невозможно каждодневное существование; мир, в котором, пусть мучительно и с великим трудом, растили и учили детей, писали стихи, возводили дома, занимались честным бизнесом…
И в том, что мир этот еще не был полностью парализован нынешним беспределом, не был ввергнут в пучину всеразрушающей анархии, во многом была заслуга Прокурора и подконтрольной ему структуры.
Так продолжалось до конца июля тысяча девятьсот девяносто восьмого года, пока нынешний хозяин рублевского коттеджа не подал на самый верх подробный аналитический меморандум с прогнозом, выглядевшим предельно неутешительно: в недалеком будущем Россию постигнут тяжелые времена. Прокурор даже предоставил несколько рекомендаций, как смягчить надвигающийся кризис.
Меморандум был подан двадцать первого июля, а двадцать третьего последовала ответная реакция, совершенно неожиданная: структуру «КР» распустить, дела сдать, кабинеты в четырнадцатом корпусе Кремля опечатать.
Мотивация выглядела малоубедительно: во-первых, для бедной России слишком накладно тянуть сразу две мощные спецслужбы, которые дублируют друг друга. Функции контроля частично передавались в ФСБ, в УРПО — Управление по разработке и пресечению деятельности преступных организаций; во-вторых, сами прогнозы были признаны стратегически неверными, ' пессимистическими, искажающими реальную картину.
Как известно, приказы не обсуждают, их выполняют. А тем более, если приказы подписываются на высочайшем уровне. И потому Прокурору не оставалось ничего иного, как подчиниться. Текущие дела были переданы на Лубянку, так же, как и архивы (правда, предварительно и с дел, и с архивов бывший Глава секретной спецслужбы распорядился снять электронные копии). Сотрудники «КР» спешно покидали секретные базы, разбросанные по всей России.
Памятуя о прошлом высоком статусе руководителя конспиративной контролирующей структуры, кремлевское руководство определило ему солидную пенсию, льготы и этот особняк (по сути, государственную дачу) в пожизненное пользование.
Однако недавний высокопоставленный чиновник и в отставке оставался столь же деятельным и влиятельным, как и прежде; рычаги теневой власти по-прежнему были в его руках. А потому его устрашающий псевдоним во всех местах концентрации высшего российского руководства и теперь произносился исключительно шепотом и с оглядкой: и на Варварке, и на Старой площади, и на Огарева, и на Лубянке, и даже в самом Кремле…
Сдать дела формально вовсе не значит навсегда отрешиться от них.
Прокурор, прагматик и практик до мозга костей, понимал: послекризисная Россия, как никогда прежде, нуждается в совсекретной контролирующей структуре.
Формально распущенная «КР» сохранила и денежные средства, и кадровый костяк; ведь в свое время нынешний обитатель казенного особняка подбирал не просто профессионалов, а профессионалов, лично преданных ему. А потому, перебравшись за Московскую кольцевую, бывший глава совсекретной службы продолжил то, чем занимался на последнем этаже четырнадцатого корпуса Кремля.
Сюда, в подмосковный коттедж, по-прежнему стекались информационные ручейки, сливаясь в полноводную реку; сюда сходились невидимые нити манипуляции сильными мира сего; здесь составлялись прогнозы и принимались важнейшие решения, влияющие на судьбы России.
Человек неискушенный, плохо знающий Прокурора, наверняка бы задался вопросом: а для чего ему, уважаемому пенсионеру, заниматься тем, от чего его отстранили? Наслаждайся спокойствием и тишиной, поливай георгины да пописывай мемуары в стол.
Однако решение бывшего лидера «КР» исполнять свои обязанности и на покое появилось не в силу инерции, не из любви к власти и даже не из-за профессионального честолюбия. Для тех немногих людей, знавших Прокурора близко, он представлялся эдаким персонифицированным органом государственного контроля; а ведь настоящий контроль никогда не работает за деньги, только за идею. И потому отойти от дела, которому он посвятил большую часть жизни, было выше его сил…
Огромные антикварные часы, стоящие на каминной полке, пробили семь, и Прокурор, щелкнув компьютерной мышкой, откинулся на спинку глубокого кожаного кресла. Погладил сидящего на спинке кресла огромного сибирского кота, которого совсем недавно нашел мирно дремлющим на крыльце коттеджа, да и неожиданно для себя оставил при себе. Кот почему-то успокаивал Прокурора и к тому же был крайне неприхотлив.
Два раза в день Прокурор лично кормил его отборной говяжьей печенкой, забывая за этим простым занятием обо всех проблемах. А проблемы, как он знал по опыту, всегда сами напомнят о себе. Прокурор встал из кресла, заварил кофе и стал не спеша размешивать его в чашке серебряной ложечкой. Выпив чашечку кофе, он вскрыл очередной блок «Парламента», достал из него новую пачку. Снова сел в кресло, щелкнул зажигалкой «Зиппо» и с удовольствием закурил.
Вот уже четвертый день кряду он сидел в коттедже, никого не принимая и никуда не выезжая. Первые недели российского кризиса, как он и предугадывал, породили настоящий информационный ураган. Сообщения выглядели отрывочными, запутанными, противоречивыми, и бывший глава совсекретной структуры проводил перед монитором компьютера по десять — двенадцать часов в сутки, сопоставляя, анализируя и размышляя. Любая отрывочная информация сама по себе ничего не стоит; информация становится ценной только тогда, когда она систематизирована; так беспорядочная с первого взгляда мозаичная россыпь складывается в умелых руках в цельную картинку.
Картина первых дней неприятно впечатляла: главной проблемой России вновь становилась организованная преступность. Ни крах реформ, ни обвал рубля, ни даже отсутствие четкой программы выхода из кризиса не шли ни в какое сравнение с тем, что ожидало страну в недалеком будущем.
Как можно реформировать экономику, если она насквозь криминальна? Какой смысл поддерживать падающий рубль, выбрасывая на валютный рынок новые миллионы долларов, с трудом полученных от международных кредитных организаций, если завтра или послезавтра доллары эти, отмытые через мафиозные структуры, осядут в зарубежных банках? И о какой антикризисной программе можно говорить в государстве, где коррумпированы все или почти все?
Перед Россией замаячил очередной передел собственности наверняка более кровавый и беспардонный, чем тот, что сопутствовал приватизации. Перспектива вырисовывалась предельно мрачная. Не вызывало сомнений, что мафиози серьезного уровня наверняка развяжут новый виток гангстерских войн, а бандиты рангом поменьше, не желая лишаться прежних доходов, примутся за старое ремесло, с которого и начинали: выбивание долгов, заказные убийства, похищения с целью выкупа и примитивное вымогательство.
