на враждебную пропаганду – мне кажется, это совсем другое дело.
Андропов кивнул и даже слегка улыбнулся.
– Что ж, всё выглядит логично, – сказал он. – И ты, думаю, уже прикидывал, кто... кто первым достоин этого совсем не почетного звания?
Разумеется, прикидывал.
– Например, писатель Солженицын, – без промедления ответил я. – Он издается на Западе, пишет клевету на советский строй, отказываться от своих убеждений не собирается. Его произведения уже используются пропагандой противника...
– Вероятного противника, – поправил меня Андропов.
– Да, пропагандой вероятного противника. Все признаки.
Честно говоря, я ждал следующего вопроса с легким нетерпением, и председатель КГБ не подвел.
– А вы уверены, товарищ Орехов, что товарищ Солженицын пишет неправду? – и блеснул глазами за стеклами очков в тяжелой роговой оправе.
– Так точно, Юрий Владимирович. У него есть правильные произведения, написанные на основе его собственного опыта – например, повесть «Один день Ивана Денисовича».
– Её осудили, как фальсификацию истории, – напомнил Андропов.
– Извините, Юрий Владимирович, но у нас ещё много кампанейщины, – я чувствовал, что сейчас могу говорить относительно свободно. – Напечатали и напечатали, что ж теперь... как раз после запретов его и начали активно обхаживать на Западе, даже Нобелевскую премию дали, а он вообразил себя мессией, который несет миру правду. Вокруг него даже определенный круг людей сложился, там через одного – наши клиенты, ещё один шаг – и он вполне может организовать собственную религию.
– Ты хочешь сказать, что мы неправильно боремся с антисоветскими элементами? Надо было всё, что написал этот... хм... писатель, издать миллионными тиражами и раздать бесплатно каждому гражданину Советского государства?
Вопрос был с подвохом.
– Скорее, заставить этого Солженицына работать на нас... привлечь его, например, к изготовлению документального фильма про тот же ГУЛАГ, но не односторонний взгляд, как у него получилось, а рассмотрение проблемы со всех сторон – почему создали это управление, была ли альтернатива. Про перегибы упомянуть, конечно – были же решения съездов партии, там всё сказано.
– Да, решения были, – согласился со мной Андропов. – Так что с борьбой?
Я вздохнул.
– Мы вынуждены следовать законодательству, а наши оппоненты свободны от этого, – я слегка пожал плечами. – Но это проблема любых правоохранительных органов в любой стране. Но на закон нам плевать нельзя, иначе выйдет только хуже. Зато в наших силах так менять закон, чтобы он был на нашей стороне. Именно в этом и состоит суть моих предложений.
Я вспомнил про Фонд Солженицына, который, кажется, уже существует. Список тем, которые мне предстояло легализовать через сообщения анонимных – а, проще говоря, выдуманных, – агентов, становился слишком обширным. Боюсь, так я привлеку дополнительное внимание, которое мне совсем не нужно. И ведь придется выбирать, что важнее – разоблачение шпионов-предателей или слишком вольготно чувствующие себя в Стране Советов диссиденты, одно из двух, а третьего не дано. Выбор был очень неприятным. Агенты западных разведок напрямую вредили нашей деятельности, но не Пятого управления, а Первого и, пожалуй, Второго, а диссиденты находились в зоне ответственности моего главка. Впрочем, рубить с плеча я не собирался. Время у меня пока было.
С минуту Андропов обдумывал мои слова.
– Я понял, что ты имел в виду, когда подавал этот рапорт. Но пока эта идея признана преждевременной. Тем не менее, я считаю, что тебя стоит за оба эти предложения наградить уже сейчас, – он залез во внутренний карман строго черного пиджака и извлек оттуда чуть мятый длинный конверт. – Вот, это поощрение за работу мысли – с пожеланием не закостенеть и иногда радовать нас, стариков, свежими идеями.
Я с трудом не улыбнулся – «старику» сейчас было 57 лет.
Андропов положил конверт на стол и подтолкнул его ко мне. Конверт не был запечатан, словно приглашая меня заглянуть внутрь, но я на всякий случай вопросительно посмотрел на председателя всего КГБ. Тот ободряюще кивнул.
Я не знал, чего ожидать. В этом конверте с равной вероятностью могли находиться деньги – своеобразная премия за ударный труд на благо общества; рублей пятьдесят, например. Или же приказ о досрочном присвоении мне звания капитана госбезопасности – с одновременным переводом в центральный аппарат. Или опять же приказ, но о назначение меня старшим оперуполномоченным управления КГБ по городу Дудинка – очень важное в свете навигации по Северному морскому пути место, которое очень плохо приспособлено для комфортного проживания людей.
Поэтому конверт я открывал с определенной опаской, и был очень удивлен, когда достал оттуда два билета с узнаваемой эмблемой театра на Таганке. Спектакль «Гамлет», постановка – Юрия Любимова, в роли Принца Датского – актер Владимир Высоцкий.
По долгу службы я, разумеется, знал об этом спектакле. Премьера состоялась относительно недавно – в ноябре, и до сих пор он шел с аншлагом. Впрочем, на Таганке всё шло с аншлагом – это было очень модное место в среде московской интеллигенции, и достать заветный билетик хотели многие. Я в число этих «многих» вряд ли когда вошел бы, да и «мой» Орехов был к театру равнодушен. Впрочем, почему бы и не сходить на легендарный спектакль? Но почему билетов два?
Андропов словно прочел мои мысли.
– Сходи с девушкой, думаю, ей будет приятно. Да и тебе тоже, – он слегка улыбнулся, показывая, что шутит.
Я с готовностью улыбнулся в ответ.
– Спасибо, Юрий Владимирович, постараюсь оправдать, – я был действительно благодарен ему.
– Кстати... – сказал он так, словно только что вспомнил о чем-то. – Второе ваше предложение признано разумным. В отделе, где ты работаешь, будет создана группа по поиску иностранных источников финансирования деятельности антисоветских элементов. Руководителем этой группы решено поставить тебя. Через полгода подведем итоги, оценим деятельность, и тогда уже будем принимать решение, что делать с другим твоим предложением.
– Служу Советскому Союзу! – только и мог пробормотать я.
Ну а что тут ещё скажешь? Руководитель группы – это уже серьезный карьерный рост. Именно так со временем и становятся начальниками управлений и других главков. Главное – не обосраться.
Уже на улице я рассмотрел эти билеты чуть внимательнее. Они были на пятницу, 7 января. До этой даты мне предстояло сделать целую кучу неотложных дел, которые
