подумал Никсов.
— Пальцев что‑нибудь понимает в производстве мороженого?
— Судя по отзывам, у Пальцева светлая голова. Он прошел хорошую школу проб и ошибок. У него связи. Что такое менеджмент? Это — координация, руководство и управление, то есть принятие решений. Артур это умеет делать. Сейчас ему предстоит на Левины деньги подобрать команду и — вперед! На кой черт ему убивать будущего шефа?
— А может быть, он эти деньги растратил?
— Как он может их растратить, если они в банке лежат? — Хазарский недоуменно хмыкнул, очень уж непрофессиональные вопросы задавал следователь.
— А может быть Лев Леонидович что‑нибудь не договаривает?
— Естественно, за пятнадцать минут всего не расскажешь.
— У вашей фирмы, то есть у Льва Леонидовича в настоящий момент есть какие‑нибудь реальные неприятности?
— Да уж куда больше — летит с простреленной грудью, — криво усмехнулся Хазарский.
— Я говорю с неприятностях, которые могли бы предварять это событие.
— Одну минуточку! — Хазарский вдруг нырнул под куст и исчез из поля зрения. — В настоящее время неприятности такого рода есть даже у младенцев в колыбели, — донесся из лесной чащобы его голос. — И вообще, господин следователь, я шефа за просто так подставлять не буду, — через минуту он вернулся, странно озираясь. — Левка пока еще, слава Богу, жив и на щекотливые вопросы может ответить сам. А вам лучше с Артуром потолковать. Я думаю, что если он виноват, то сразу расколется. Он такой человек, знаете…
— Примитивный? Открытый?
— Нет. Он кажется общительным, но при том немногословен. Он внушает доверие. Хотя шут его знает… Я видел, как он однажды совершенно потек. Ну, то есть на нем просто лица не было. Он проигрался сильно…
— Где проигрался? — быстро спросил Никсов.
— Да в казино. Вначале выиграл, потом проиграл гораздо больше, чем мог себе позволить.
— Так он игрок?
— Я бы этого не сказал. Они все ходят в казино. Там замечательный бар. Все играют. Иногда по крупной. А с Артуром была какая‑то история. Но об этом пусть вам Лева сам расскажет. Думаю, что в этой истории Лева Артура и выручил. Зачем же его убивать?
— И давно была эта история?
— Весной.
— А сейчас Артур ходит в казино?
— Ходит за компанию. Редко. А если играет, то по маленькой.
— Теперь деликатный вопрос… В каких отношения состоит Артур с Инной?
— Мне кажется, что они друг друга недолюбливают. Но внешне соблюдается полная корректность. Каждый из них зависит от Левы напрямую. Может быть это просто ревность. Инна вообще не жалует Левушкиных друзей. А впрочем, это только мои домыслы.
Оба поняли, что разговор, окончен. Никсов огляделся. Вокруг стеной стояли сосны с густым подлеском, ветки лощины переплелись над тропинкой, образовав зеленый коридор, в листве осторожно тренькала какая‑то пичуга. Нет, Хазарский определенно не вызывал у него доверия. И как ловко вел разговор. Ни одного плохого слова про Пальцева не сказал, и тем не менее сдал его с потрохами.
— Куда это мы зашли? Уже давно пора было повернуть назад.
— Да мы по кругу идем. Неужели не заметили? — беспечно отозвался Хазарский. — Еще триста метров, и выйдем прямо к реке чуть выше косогора.
Только сейчас Никсов заметил в руках Хазарского тонкий полиэтиленовый пакет, до половины наполненный сыроежками и лисичками.
— А вы время зря не теряли, — проворчал он. — Теперь я понимаю, зачем вы меня в лес потащили. А то — акустика, орган…
Хазарский и не думал оправдываться. Он сунул руку в пакет, потряс им и достал со дна замшево–бежевый грибок, величиной не более спичечного коробка. Без всяких очков было видно, что это белый.
— Колосовики пошли, — с нежностью сказал Хазарский.
— Вы с Флором Журавским знакомы?
— А как же! Талантливый художник и хороший человек. Доит моего Левушку, как колхозную Буренку.
— Это в каком смысле?
— А в том смысле, что концептуальное искусство стоит в наше
время больших бабок. А бабки и талант, если он не криминальный и не финансовый, две вещи несовместные, — с тем же веселым напором сказал Хазарский, а потом добавил: — Вы ведь сейчас к Флору пойдете? Я правильно понимаю? Уверен, он сейчас на угоре. Они там из соломы пытаются создавать вечное и нетленное искусство. Так вот, по этой тропочке все прямо и прямо…Выйдете к реке. Там косогор крутой, но преодолимый. Идите вверх по течению, и через пять минут попадете в объятия Журавского. А я поброжу здесь еще часок. В деревне, кроме как в лесу пастись, с моей точки зрения, делать совершенно нечего.
— У меня к вам просьба. Кроме Журавского я еще должен поговорить с Марьей Ивановной и, естественно с Артуром. Да, еще с местным опером надо увидеться. Это займет… — Никсов посмотрел на часы, — думаю, что к пяти часам управлюсь.
— Я понимаю. Вас волнует, как вы доберетесь до Москвы. Я предупрежу Артура, чтобы он вас дождался.
Никсов ходко пошел в указанном направлении. Когда, хватаясь руками за кусты, он спускался по крутому боку оврага к реке, то сказал себе, что Хазарскому, пожалуй, верить все- таки можно.
14
Спустя пятнадцать минут, как и было обещано, Никсов стоял уже на песчаном, заросшем лозняком пляже и, задрав голову рассматривал представившийся его взору косогор или угор, как называли его местные.
Угор имел две складки, два уступа, разделенных узкой длинной площадкой. На самом верху высился храм в окружении кладбищенских лип и вязов. Идущий от храма косой склон был оставлен в девственном состоянии, то есть был кучеряв от буйно растущих трав, цветов и бурьяна. Второй уступ являл глазу активную человеческую заботу. На площадке возвышался небольшой деревянный помост, от которого вниз по склону лучами стекали полосы ткани — мешковины или брезента.
Назначение брезента объяснялось просто. Вначале лучи от Ярила–солнца художники решили просто выкосить. Косцы поработали на славу, и в первую неделю новоявленные газоны вполне отвечали проекту. Лучи отчетливо выделялись на склоне и радовали глаз создателей. Косцам было щедро заплачено и деньгами, и водкой, но деревня роптала. Мол, если бы сплошняком косить, то заработок был бы в два раза больше и опять же — работа
