пошла к двери. На пороге стоял Владимир.
— Почему дверь не открываешь? Можно зайти?
Лиза отошла в сторону, он зашел неуклюже, опираясь на трость.
— Ты ранен? — тихо спросила Лиза.
— Да, но жить буду. Ты как собираешься зимовать? Тут так холодно, как на улице. Ты ела что-нибудь? — завалил он ее вопросами.
— Что-нибудь придумаю, — смущенно отвечала Лиза
— Собирайся поехали, я устрою тебя в теплое место.
— Нет, спасибо, я сама.
— Собирайся, я все равно тебя тут не оставлю. Где твоя комната? Могу помочь. Собрались, закрыли квартиру и поехали на Садовую — Земляной вал.
— Это моя квартира, она, конечно, скромная, но теплая — есть печь, титан, — рассказывал Владимир смущенно.
В этом доме жили еще дедушка и бабушка Владимира. Им когда-то принадлежало целых пять комнат, весь второй этаж. Дед Владимира был начальником котельной Боткинской больницы много лет, бабушка — медицинской сестрой там же. Он был из купеческого рода Черноглазовых, занимающихся торговлей текстиля подмосковных мануфактур. Бабушка была выпускница института благородных девиц, хорошо знала медицинское дело, играла на фортепиано, знала французский и немецкий языки.
Потом их уплотнили и вот теперь это была небольшая квартира с двумя комнатами, одна из которых была огромная, метров пятьдесят, с высокими потолками, ажурной лепниной на потолке, дубовым паркетом, вторая небольшая — детская, так как в ней жил Владимир. В квартире была ванная комната с титаном, отапливаемым дровами, и просторная кухня с газовой печкой. В комнатах стояли старинные печи, облицованные изразцами, их никто не собирался убирать — красивые, хотя в доме уже лет десять как было проведено паровое отопление. Когда началась война дымоходы печей прочистили и снова стали топить. Протопить и обогреть такую большую площадь было трудно, где набраться дров и угля, а вот маленькая комната обогревалась, дрова и уголь были в сарае за домом, печка раскалялась так сильно, что временами становилось даже жарко.
— Почему ты не уехала куда-нибудь, как тебя вообще твоя мачеха оставила одну, ты ведь не самостоятельная? А твой жених на войне или где? — он смотрел на нее пытливо.
— Она оставила меня квартиру охранять и добро, — усмехнувшись ответила Лиза. — Какой еще жених? А ты где будешь жить?
— Я тут не бываю, вернее редко бываю, не побеспокою тебя, только иногда помыться захожу. Устраивайся, живи спокойно, — ответил он ей.
— У меня нет никаких вестей, ты не знаешь они доехали до места?
— Нет, не знаю, наведу справки. Давай я научу тебя печь топить. Лиза подошла, и они вместе стали растапливать печь, показал в окно, где стоит их сарайчик, дал ключи, попрощался и ушел. Лиза села на край кровати и просидел так до вечера.
Владимир устроил Лизу на завод, на котором раньше работал, на ЗИС. Огромный автомобильный завод был частями эвакуирован при приближении фронта к Москве на Урал в ноябре 1941 года и цеха месяц стояли без единого станка. И вот он снова начал работать и давать оружие фронту, были завезены новые станки, старые отремонтировали. На работу потянулись бывшие домохозяйки, подростки тринадцати — пятнадцати лет, студентки. Работали, конечно, для победы, но и за рабочую карточку, без которой прожить было невозможно. Благодаря своему образованию и протекции Владимира Лиза работала в отделе главного конструктора, оформляла документы, печатала тексты, делала переводы. Работала по сменно получала паек, все пошло своим чередом, как и положено в военное время.
Владимира не видела почти неделю, думала о нем постоянно, но уже не с тоской, а ласково, придумывая разные истории, как они встретятся, как пойдут гулять, она ему будет помогать, поддерживая под руку, — нога то болит еще. Про родню ничего так и не смогла узнать, только письма писала в разные города.
Владимира больше не посещали мысли о смерти, раны болели, но душа проснулась, запела, пропадал на работе с утра до поздней ночи, вваливался в комнату только поспать, когда не спалось придумывал разные истории, как они с Лизой снова будут гулять и разговаривать, она его будет поддерживать под руку — ведь нога болит еще, будут греться чаем в уютном кафе, с любовью глядя друг на друга.
Придя после смены домой, Лиза увидела шинель на стене, смутилась, заходить или уйти, вроде неудобно, по квартире разносился запах блинов. Интересно.
— Здравствуй, — из-за двери выглянул Владимир, — вот пришел за кое-какими вещами и блинов раздобыл, пойдем поедим. Извини, что зашел без тебя, я ждал около часа у дома — замерз.
Поставили чайник, топилась печь, было тепло и уютно, таких вкусных блинов она не ела никогда.
— А где ты живешь? — спросила Лиза.
— На работе, у меня там есть комнатка, а кормят нас в столовой.
— Послушай, не могу не спросить почему ты тогда не пришел, только честно, я после этого как-то неуверенно живу, понимаешь. Все время думаю в чем причина, я тебе разонравилась? Почему? Ты меня вообще любил?
От смотрел на Лизу широко раскрытыми от удивления глазами.
— Но мачеха твоя приходила ко мне и сказала, что ты просила, чтобы оставил тебя в покое, так как ты просто увлеклась, что у тебя другие планы на жизнь, ты помолвлена давно уже с сыном коллеги отца, еще что-то такое.
Лиза рухнула на стул.
— Какое злодейство! Зачем ей это? Как отец мог вообще связаться с таким чудовищем? — задавала она риторические вопросы. Сидели молча некоторое время, Владимир смотрел на Лизу непонимающе.
— А почему ты не подошел ко мне ни разу потом, хотя бы поговорить?
— Как я мог подойти после таких слов!? И потом я видел тебя провожал какой-то пижон каждый день, — ответил он быстро.
— Витька, мой однокурсник, он живет этажом выше. Мы просто с ним ходили вместе с занятий, вернее он сам таскался за мной.
Молчали, Лиза даже плакать не могла, как будто у нее пропали все чувства.
— Ну как же так, как я мучилась, сколько плакала, я чувствовала себя такой униженной, — еле слышно причитала она. А ты гордый да? — вдруг вскинула она взгляд на Владимира. Задели твою гордость, и ты спрятался, но ведь ты знал, что она не любила меня. Ааа, ладно, ничего не вернешь, — Лиза встала и пошла к окну, стояла не поворачиваясь.
— Ну может так и должно было быть. Я вот израненный весь, искалеченный, а ты бы со мной возилась. А «Христа ради» мне не надо.
Попили чаю, посидели, больше ни о чем не разговаривали. Владимир вскоре ушел. Лиза в эту ночь заснула сладким сном впервые с того злосчастного дня, когда для нее
