Конечно, не все покупатели отличались убогой одеждой. Но тех, кто кутался в меховые плащи и накидки, кто не побоялся бы даже мороза – было меньше половины. Особенно много таких, тепло одетых, как заметила Ирэн, было у рядов с тканями. Там она даже заметила уже уходящего покупателя, на котором, кроме длинной тёплой шубы, был ещё и большой берет на голове, украшенный какими-то белыми пушистыми перьями. Но у этого богача и лакей, следующий за ним, был одет тепло.
К продуктовым прилавкам даже подходить не стали. Впереди, перед леди Беррит, встали два солдата, которые принялись по очереди орать во всю глотку:
— Дор-р-рогу леди и дочерям лорда! Посторони-ись!
Люди торопливо освобождали проход, расходясь кто куда, и по пустому пролёту гордо шествовали леди Беррит, а за ней – Санти с Ирэн. Посмотрели ткани, кое-что прикупили, но совсем немного – такое или очень похожее сёстрам сложили в первые четыре сундука. Выбор же шерстяных и бархатных тканей был совсем маленький. Зато на одном из прилавков лежали несколько отрезов красивого шёлка. Тут и остановились.
Питер подёргал Ирэн за руку и, просительно заглядывая в глаза, сказал:
— Госпожа Ирэн, можно я сбегаю тут… по делу мне нужно…
Понимая, что паж хочет проверить, нет ли здесь его родителей, Ирэн согласно кивнула:
— Только не долго, Питер. А то ещё отстанешь. Подожди-ка… — она достала кошелёк и отдала мальчишке медную монету. — Купи себе что-нибудь, ты заслужил.
Питер с минуту неверяще глядел себе в ладонь, а потом яростно покивал головой – мол, всё понял, так и сделаю – и исчез в промежутке между двух столов с товарами. Леди Беррит углядела ещё какую-то ткань и застряла, разворачивая её во всю ширину, Санти топталась рядом с ней, а Ирэн, в сопровождении двух солдат, свернула к обувному ряду.
Обувь была не просто страшной, она и сшита была странно – не на левую-правую ногу, а на какую-то среднюю. Такого дива Ирэн ещё и не видела – обе туфли, похоже, шились на одной колодке! Покрутила пару в руках – да такие пока разносишь – ноги сотрёшь! Но выбора особо и не было, пришлось довольствоваться тем, что есть. Продавщица выскочила из-за прилавка, привычно бухнулась на колени на кучку соломы и помогла Ирэн натянуть это чудо, заглядывая в глаза:
— Сто лет будете носить, пресветлая госпожа! Моего мужа обувь на весь Ярг славится! И не пожалеете, такие удобные туфельки не каждый сошьёт!
Единственное, что Ирэн порадовало – валенки. Самые обычные валенки, которые ей доводилось носить ещё в молодости. Купила она сразу две пары. Одни, поменьше – себе, вторые – Анги, понимая, что у той наверняка нет дорожной обуви. Сунула покупку идущему за солдатами лакею и, оглянувшись, не увидела ни сестры, ни мачехи. Только где-то вдалеке взрёвывали солдаты:
— Дор-р-рогу леди и дочерям лорда! Посторони-и- ись!
Таскаться с ними по рядам Ирэн было скучно. Да и просто хотелось пройти и прицениться ко всякому разному. Хоть знать будет, что и сколько стоит. А то скоро ей в замке хозяйствовать, а она и не понимает, сколько придётся отдать за горшок или, например, за курицу. Так что, свернув от рядов с обувью, она пошла туда, где слышалось блеяние живности и звуки кузнечного молота. Можно будет узнать, сколько нож стоит, сколько – сковородка.
На Питера она наткнулась почти сразу. Он стоял у разложенного прямо на земле, просто поверх слоя соломы, товара – десятка шерстяных серых чулок и пары больших шалей, и разговаривал с пожилой женщиной, зябко потирающей покрасневшие руки. На чурбачке возле товара сидел одноногий мужчина, завёрнутый, как и многие, в старое подобие пледа. Деревяшкой он упирался в снег и уже проковырял несколько ямок. И тут до Ирэн дошло – это родители Питера. Тот самый упрямый отец и мать, которая вяжет и ведёт дом.
Почему-то резко защипало глаза и перехватило горло. Вся семья смотрелась как хрестоматийные нищие из старых детских книг. Серо-коричневая, дурно крашеная и вылинявшая одежда, помеченная штопкой и заплатами, отсутствие даже нормальных плащей или шуб, озябшие, изработанные руки женщины…
Тряхнув головой, она решительно прошла мимо и на ходу велела Питеру:
— Иди за мной!
Что-то торопливо договорив матери, Питер припустил за госпожой, не слишком понимая, чего вдруг понадобился-то так срочно?! Сама же отпустила, а теперь сама же и не дала поговорить!
В скотном ряду он долго не мог понять, чего госпожа добивается. За каким вдруг ей корова-то понадобилась?! У лорда Беррита целый скотный двор своих. И ведь купила, на какую он показал – молодую ещё, но уже рожавшую. Крепкую и сытую, с белой звёздочкой во лбу. Аж две серебрушки отдала! Сама, правда, подойти к животине на захотела. А может и побоялась, кто их, благородных госпож, разберёт-то? Верёвку, что петлёй была накинута на рога коровы, подала ему, Питеру, в руку. А потом случилось то, что даже через несколько лет вызывало у него, при воспоминаниях, оторопь от невозможности события – госпожа подошла к его отцу, вежливо поклонилась и, разговаривая с лордом Фетингом, потребовала, прямо вот взяла и потребовала – нанять в дом батрачку!
Питер помнил слёзы на глазах матери, нахмуренного, плохо соображающего отца, который всё переспрашивал госпожу:
— Так это… не в аренду, значит? Прямо вот насовсем наша?! И, ежели захочу, можно, к примеру, продать её? И деньги мои будут, а не ваши?
— Вот что хотите, лорд Фетинг, то и делайте. Хоть на отбивные её пустите. Если условие моё выполните.
— Так не хитро выполнить, пресветлая госпожа. Только вам-то с того какой прибыток?!
— Это я так награждаю за верную службу сына вашего, Питера. До моей свадьбы отец приставил его ко мне в помощь, и я им очень довольна, лорд Фетинг.
И какой-то растерянный, неверящий взгляд отца на него, как будто он даже усомнился, что Питер – это его сын. А она, из какой-то своей прихоти, что ли, снова достала кошелёк и оттуда – целую серебрушку, ещё одну. И отдала лорду Фетингу со словами:
— Это вот корове на сено. Вы ведь, лорд, не запасали на зиму? Ну, так вот, возьмёте и купите. Не голодом же животину морить.
И лорд снова закивал головой, подтверждая слова госпожи – конечно, не голодом же морить!
В руки леди Фетинг Ирэн вложила ещё одну серебрушку, объяснив лорду, под его послушное кивание, что это – на шерсть для батрачки, после чего схватила ошалевшего Питера за руку и, даже не дав выслушать похвалу от отца за такую отличную службу, потащила его за собой к карете, что-то раздражённо бормоча под нос себе и вытирая слёзы. И чего ревела, непонятно? Всё же хорошо стало!
Уже у кареты госпожа немного успокоилась, выдохнула и снова достала кошелёк. По медяшке досталось лакею и обеим солдатам с наказом ничего никому не рассказывать! И они, так же, как и лорд Фетинг, послушно закивали головами, благодаря за неожиданный дар и бормоча, что – конечно, никому и никогда, бог свидетель! Тут, конечно, Питер сильно усомнился – в лучшем случае промолчат до тех пор, пока госпожа из замка не уедет с мужем.
