«полдюжины кофейных серебряных ложечек»[431]. Не исключено, что эти забавы Книгге убедили Леонхарди, будто, вступив в орден иллюминатов, он сможет глубже проникнуть в магию. Однако, осознав воинственно-просветительский характер этого ордена, он с разочарованием вышел из него, в то время как Книгге прервал все связи с немецким тамплиерским орденом, подпавшим под влияние оккультистов, и стал решительным противником всех антирационалистических групп[432].
Даже если допустить, что Калиостро не солгал папскому суду, когда утверждал, что под Франкфуртом его приняли в орден иллюминатов, это можно расценить лишь как мимолетное стечение обстоятельств, из которого невозможно вывести никаких серьезных гипотез о заговоре. Калиостро столько раз впутывался в разные аферы, что стал скорее персонажем скандальной хроники, чем политической фигурой. Так, российская императрица Екатерина высмеяла Калиостро в своей комедии «Обманщик», которую Фридрих Николаи перевел на немецкий язык и опубликовал в 1788 г. в Берлине[433]. Фридриха Шиллера личность Калиостро вдохновила на написание «Духовидца», а для Гёте он послужил прообразом его «Великого Кофты».
Характерно, что венский «Журнал для масонов» (Journal für Freimaurer)[434] в 1786 г. в статье «Кое-что о Калиостро» (Etwas über Cagliostro) не только называет Калиостро «лживым», но и бросает ему упрек, что своими «фантастическими причудами» он способствует «невежеству и варварству»[435]. Если все-таки контрреволюционная пропаганда после 1789 г. пыталась приписать Калиостро революционные цели, то одним из поводов для этого было «Открытое письмо французскому народу», которое Калиостро, изгнанный из Франции после дела об ожерелье 1785 г., написал (анонимно) в июне 1786 Г. в Лондоне. В нем он обрушился с резкими нападками на французского министра Бретёя, описал жизнь государственных узников в Бастилии в самых черных красках и, наконец, добавил: «Некто спросил меня, вернусь ли я во Францию. „Конечно, — ответил я, — при условии, что Бастилия станет публичной площадью“»[436]. Это высказывание, выражавшее всего лишь слишком понятную заинтересованность Калиостро в сносе Бастилии, в чем нельзя видеть ничего необычного, дало возможность, вырвав слова Калиостро из контекста, соединить его имя причинно-следственной связью с событиями 14 июля 1789 г.
Сразу после упомянутого ареста Калиостро кардинал де Берни, французский посланник при папской курии, в реляции от 6 января 1790 г. сообщал: «Калиостро арестован, и выясняют, не является ли он главой секты иллюминатов, которая начинает тревожить здешнее правительство. Эта секта делает большие успехи в Германии и пытается при помощи загадочных церемоний, которые здесь называют египетскими, насадить повсюду дух сопротивления и мятежа против установленной власти правительств»[437]. Немного позже в печать проникли первые слухи о причинах ареста Калиостро. Так, например, в 12-м номере берлинской «Фосской газеты» (Vossische Zeitung) за 1790 г. было опубликовано сообщение: «Рим, 4 января. Слухи о причинах, по каким он (арест) произошел, очень разноречивы. Некоторые говорят, что Калиостро принял участие во Французской революции, другие — что он хотел совершить революцию и в Риме»[438].
Жозеф де Мезоннёв, польский розенкрейцер и Великий оратор масонского Великого Востока Польши, уже 12 января 1790 г. в письме из Венеции своему другу аббату Альбертранди, бывшему иезуиту, а в то время секретарю польского короля, представил эти слухи как достоверные факты. Он обвинил французских масонов в том, что это они — судя по показаниям Калиостро — под руководством своего Великого мастера, герцога Орлеанского, организовали и осуществили штурм Бастилии[439]. В контрреволюционном гамбургском «Политическом журнале» (Politische Journal) выдвигались такие спекуляции: «Хотят узнать, не является ли он [Калиостро] тайным верховным главой новой секты иллюминатов. Не виновен ли он и эта секта во многих событиях во Франции и других подобных, происходивших в других странах»[440].
Критическое рассмотрение этого ложного утверждения произвел масон и иллюминат Иоганн Боде (1730—1793)[441] в своем сочинении «Является ли Калиостро главой иллюминатов?», анонимно изданном в 1790 г. в Готе. На основании попавшего в его руки и опубликованного им в итальянском оригинале сообщения об аресте Калиостро[442] он попытался доказать: подозрение, которое распространяет «Политический журнал», что Калиостро — глава иллюминатов, впервые возникло не в Италии, а в Германии. Боде обоснованно предположение, что новостную политику «Политического журнала» следует воспринимать только в контексте немецкой контрпросветительской агитации. Он констатировал: «Примечательно то обстоятельство, что вину за все безобразия, которые творятся тайно, за все несчастья, грозящие какой угодно стране Европы, желают взвалить на союз иллюминатов, переставший существовать несколько лет назад»[443]. Далее он заявлял, что уже по очевидным причинам абсурдно видеть в «знаменитом шарлатане Калиостро» тайного верховного главу иллюминатов, ведь, по мнению масонов, Калиостро занимался «черной магией, или какомагией», а как раз иллюминаты «не могли слышать о магии без того, чтобы, к великой досаде верующих и набожных, насмешливой улыбкой не заставить говорящего умолкнуть»[444].
Высказанное Боде предположение, что «случай Калиостро» сознательно используют контрреволюционные агитаторы, подтверждается прежде всего следующей публикацией, которую осуществила в 1791 г. типография при папской курии: «Компендий о жизни и деятельности Джузеппе Бальзамо... составленный на основе материалов процесса, начатого против него в Риме, и служащий для того, чтобы распознать характер секты масонов» (Compendio della vita, е della gesta di Giuseppe Balsamo denominate il Conte Cagliostro che si è estratto dal Processo contro di lui formato in Roma l'anno 1790 e che puo servire di scorta per conoscere l'indole della Setta de'Liberi Moratori). В том же году это сочинение появилось в немецком и французском переводах, в 1792 г. — в английском, а в 1793-м — в польском. Уже во вступлении к этой официозной публикации, от которой немецкий переводчик счел нужным дистанцироваться в своем предисловии[445], выражается ее агитационный характер. Ведь в нем вся «масонская шайка» скопом обвиняется в том, что она хочет стряхнуть «иго субординации и повиновения» и привести «весь мир в возбуждение и сумятицу». Масоны, у которых на устах «громкие слова о человечестве, экономике, гражданской свободе, очищенной морали», якобы не добивались «ничего иного, кроме как оправдать любое преступление», пролить «реки крови граждан», «расхищать, отменив право собственности, уничтожить сословный порядок — самые крепкие узы, сплачивающие общество»[446].
При анализе показаний, данных Калиостро в ходе процесса, — причем надо обратить внимание, что, демонстрируя особую готовность делать признания и разоблачения, он, вероятно, добивался со стороны суда учета смягчающих его вину обстоятельств[447], — бросается в глаза, что при всей фантастичности некоторых его признаний они имеют точки соприкосновения с реальностью. Эти точки соприкосновения можно видеть прежде всего в
