– Я бы знал, что она не придет ночевать. И телефон всегда остается включен.
– Ну, мало ли. Мозги отключились, – замечает с похабной улыбочкой один из охранников.
– Мозги отключаются у тех, у кого их нет, – не остаюсь я в долгу.
Умник сразу перестает улыбаться.
А я едва не хлопаю себе ладонью по лбу. У нее же в телефоне программа слежения. У меня такая же. Их устанавливал какой-то спец после того, как меня и Луку похищали на соревнованиях.
– Я могу посмотреть, откуда в последний раз работал ее телефон.
На лице дядьки с бычьей шеей отразилась явная заинтересованность.
– Смотри, – велел он.
Рука ныряет в карман за гаджетом. Пальцы автоматически жмут нужные кнопки, а в голове немного проясняется. Если это не Артем, то... То значит всё еще хуже.
Телефон выключен с 9 вечера, но на карте высвечивается место, где он работал в это время.
– Ну-ка, дай гляну, – пытается забрать у меня телефон дядька.
– Мужик, ты не наглей. Посмотреть – на вот, из рук, – торможу его.
– Ах ты, борзота мелкая! Меня Тимофей Аркадьевич зовут. Я начальник службы безопасности Холодова.
– Честно? Мне по фиг. Карта работает как навигатор. На место поедете, Тимофей Аркадьевич?
– Артем, откуда у тебя такие друзья появились? – спрашивает начбез у моего "друга".
– Матвей Белов, прошу любить и жаловать, – не может удержаться тот, чтобы не поддеть.
– Ладно, господин Белов, пожалуй мы к Вам присоединимся, – говорит начбез, сверля меня своими едкими глазами.
– Как будет угодно, господа, – решаю не отставать в вежливости.
– Я тоже поеду, – вклинивается в беседу Артем.
– Артем... – пытается возразить Тимофей Аркадьевич.
Но не тут-то было.
– Я поеду, – твердо повторяет Холодов-младший и оппонент благоразумно умолкает.
Не стоит ссорится с сыном работодателя.
Вся группа садится в несколько машин и отъезжает от дома. Водитель за рулем опытный, ему удается сориентироваться. Но в районе набережной приходится поплутать.
– Вон машины, на которых они были, – говорит один из сидящих в автомобиле охранников, обращаясь к начбезу.
Вылезаю вместе со всеми. И сразу же в глаза бросаются неподвижные тела, алый снег. Меня накрывает чувство дежавю. Что-то такое уже было два года назад.
Нужно поискать мать.
Телефон в моей руке принимается противно пищать. Значит, второй аппарат где-то поблизости.
Иду на звук, страшась обнаружить тело матери.
Но его здесь нет. Зато я нашел ее телефон.
Олеся
Везут нас долго. А я прокручиваю, сколько шансов за то, что нас оставят в живых. И с какого бока не захожу, прихожу к выводу, что их нет. Холодов не производит впечатление человека, которого можно схватить на улице, затолкать в машину, заставить выполнить какие-то требования. И остаться при этом безнаказанным. Но если так считаю я, то также будут думать и люди, которым от него что-то нужно. Естественно, что для них выход очевиден.
На смену этим невеселым думам приходят другие. Еще более страшные. Ведь Холодов не похож также и на человека, у которого стоит что-то потребовать, как он тут же выполнит все требования. Скорее наоборот. И каким образом люди, которые нас похитили, будут добиваться своих целей? Через уязвимые места... А я с ним целовалась практически у них на глазах. Логично предположить, что я представляю для мужчины какую-то ценность.
Я сама, конечно, в этом сомневаюсь. То, что он хочет пристроить в меня свой член, еще не говорит о том, что он будет переживать о моем благополучии. А вот ребятам, не дружащим с законом, может казаться иначе. И что со мной будут делать? От этой мысли холодный пот бежит вдоль позвоночника, а воображение рисует картины, одна другой страшнее.
Надо отсюда выбираться. И быстро.
Машина остановилась. Видимо, наше вынужденное путешествие подходит к концу. Радости по этому поводу не чувствую. Напротив, становится страшно еще сильнее. Я же не дурочка, чтобы не понимать – возможно, ничего сделать, чтобы спастись, не удастся. И все, что останется – это умереть.
Меня вытаскивают из машины, но ведут себя довольно аккуратно, не толкают, наоборот, поддерживают, чтобы не упала, и куда-то сопровождают. Мешок у меня с головы так и не сняли. По ощущениям меня завели в помещение, стало теплее. Потом пришлось зажмуриться, так как мешок все же сняли.
Пытаюсь привыкнуть к свету, хотя ничего хорошего не вижу, вернув себе способность различать обстановку.
Меня привели в комнату, стены которой сложены из бревен. В ней много мужчин. Почти все они вооружены. Несколько одеты в классические костюмы. Черноволосые, черноглазые, со смуглой кожей, бородатые.
И не прячут лица. Это очень плохой знак. Зачем их прятать, если их некому будет узнавать?
– Здравствуй, Влад, – произносит один из них, с интересом наблюдая за реакцией того, к кому обращается.
Я тоже рассматриваю Холодова. Что еще остается, как только смотреть, когда тебя притащили насильно?
С мужчины сняли мешок. Он выглядит невозмутимым. Неужели не боится? В то время, как я готова забиться в угол от ужаса.
– Здравствуй, Амир, – даже голос у Влада звучит, как обычно, словно ничего не происходит.
Дальше следует пауза. А меня пробирает раздражение – они, что, в одном театральном учились?
Тогда могли бы встретиться вдвоем. Я не готова сегодня смотреть эту постановку. Я без платья, не на каблуках, макияж не тот, да и прическа подкачала.
– Ты ведь знаешь, почему ты тут очутился? – прерывает очередной "владыка" затянувшееся молчание.
– И? – Влад явно не собирается вступать в длительную дискуссию.
– Подпиши бумаги, – высказывает Амир свое требование.
– Нет, – как и следовало ожидать, у олигарха, как у кошки, девять жизней. Так что можно их не жалеть.
А у меня всего одна. И мне бы очень не хотелось ее потерять.
– А это кто? Новая подружка? – переводит тему восточный деспот. На меня.
И направляется в мою сторону.
Не думала, что Холодов будет что-то отвечать по этому поводу.
Но неожиданно раздается:
– Нет.
Он даже не соврал, однако Амир кидает на него насмешливый взгляд, а потом, остановившись, как по мне, так чересчур близко от моей скромной персоны, принимается меня беззастенчиао разглядывать. Это до того неприятно, что мне хочется отступить назад. Только некуда. Там стоит кто-то.
– Сосёт хорошо? – интересуется будничным тоном.
