Элли вздрогнула и подняла глаза: во взгляде Коннора ясно читалась насмешка. Внутри все перевернулось от возмущения. Подумать только, в объятиях этого бесчувственного типа она только что таяла и млела, собиралась принести свои извинения! А он все это время смеялся над ней!
— Кстати, тебе очень пошло бы немного скромности, но на подобное проявление хороших манер я даже не рассчитываю.
— О, вот теперь я узнаю мою девочку, — воскликнул Рафферти, насмешливо улыбаясь. — А то уж стал бояться, что ты растеряла свою неподражаемую заносчивость: весь вечер тиха и незаметна, как лопнувший воздушный шарик.
— Я смотрю, тебя потянуло на комплименты.
— Так вот чего ты ждешь? Чтобы я начал восхищаться твоей красотой?
В ироничной его реплике неожиданно послышались серьезные нотки.
— Не говори глупостей, — ответила Элли.
Коннор склонил голову набок, словно что-то обдумывал. Потом откашлялся и взглянул на партнершу.
— Твои глаза подобны двум аквамаринам, а локоны темней, чем небо летней ночи…
— Хватит, перестань.
Эллисон понимала, что он продолжает издеваться, но все равно не могла не почувствовать себя польщенной.
— Почему? — удивился партнер.
— Потому что вокруг нас полно народу, — ответила она и добавила про себя: «И потому, что я больше не вынесу твоих насмешек».
— Вот как, — в глазах мужчины блеснуло понимание. — Кстати, ты слышала, что танец — это вертикальное выражение горизонтального желания?
Нашел кому объяснять! Эллисон буквально сгорала от страсти, которая только распалялась благодаря их шутливой баталии.
— Ну, и как ты меня оцениваешь? Я не хуже этого Слейда?
— Кого?!
— Твоего знакомого, такого, очкастого.
Должно быть, на лице девушки отразилось полное недоумение, потому что Рафферти добавил с легким раздражением:
— Этот, как его — Томкинс, Пумкинс…
— Ты имеешь в виду — Мейкпис? — поправила она.
— Да какая разница?
— К тому же его зовут Слоан, а не Слейд.
— Ладно, пусть называется как хочет. Так что, этот Мейкпис делает такие же удачные комплименты, как я?
Коннор наклонился к самому уху девушки.
— Готов спорить на что хочешь, но он тебя не возбуждает, красавица.
Нет, это уж слишком. Эллисон решила повременить с извинениями. Скорее, Рафферти теперь должен просить прощения. Но, поскольку на это не стоит рассчитывать, нужно постараться сейчас же отделаться от него.
Губы мужчины сложились в ироничную улыбку.
— Судя по выражению твоего лица, ты собираешься дать мне под зад коленом.
— И туда тоже.
— Да ты, я смотрю, загрызть меня готова из-за сосунка Мейкписа.
В это время зазвучала новая медленная музыка.
— Мне лучше знать, кто он.
Коннор бросил на партнершу взгляд, полный недоверия.
— Похоже, ты уже все решила. Иначе не стала бы тратить время на парней с дурным воспитанием, вроде меня.
«На одного парня», — хотела поправить Эллисон, но не стала — Рафферти и так уже слишком много о себе возомнил. Особенно после того, как заметил, что его подколки задевают девушку.
— Знаешь, — заметила она с легким пренебрежением в голосе, — еще четверть часа назад мне хватило бы ума начать извиняться перед тобой.
Элли была рада увидеть, что сообщение потрясло ее партнера. Правда, выражение удивления быстро сменилось сардонической ухмылкой.
— Я могу предположить тысячу и одну причину, по которой тебе следовало бы просить у меня прощения, красавица. Не будешь ли ты так любезна уточнить, что именно вызвало этот приступ раскаяния?
Девушка заскрежетала зубами. Единственное, о чем она сожалела в данный момент, — что не могла поколотить его как следует. Однако вслух произнесла:
— Наутро после стрельбы на автостоянке мне позвонил Квентин. Похоже, он узнал все подробности покушения раньше, чем я успела ему об этом сообщить.
— И поэтому ты решила, что это я ему рассказал, — предположил собеседник.
— С моей стороны было вполне логично сделать такой вывод, — возразила Элли.
Коннор насмешливо приподнял бровь.
— Конечно, логично, имея дело с подлым доносчиком вроде меня — ты это хотела сказать? — И добавил:
— Еще бы, ведь лет десять назад я силком вытаскивал тебя из бара, а потом доложил обо всем родителям. Полагаю, именно тогда я потерял твое доверие?
— Очень может быть, — парировала девушка. Как бы там ни было, ты же не станешь отрицать, что внушал Квентину, будто мне нужно оставить работу в окружной прокуратуре, поскольку она стала слишком опасной?
— Я ничего никому не внушал. Квент сам завел этот разговор. — Рафферти задумчиво посмотрел на собеседницу и добавил:
— Но не буду отрицать, что согласен с ним.
Эллисон почувствовала, что начинает закипать. К счастью, танец закончился и оркестр решил немного отдохнуть. Девушка освободилась из объятий Коннора.
— Отлично. В таком случае, чем быстрее мы найдем того, кто присылает мне письма с угрозами, тем меньше я буду подвергаться риску, работая в прокуратуре, и тем скорее буду иметь удовольствие помахать тебе рукой на прощание.
Сказать по-честному — жду не дождусь и того, и другого.
С этими словами она резко развернулась и пошла прочь, не дав Коннору возможности ответить. Краем глаза Элли успела заметить, как лицо собеседника перекосилось от злости.
«Это тебе за все», — подумала девушка. Какая глупость — надеяться, что между ними возможно что-то необычное, роман, которого ждешь всю жизнь. Как мог этот Рафферти уважать ее, если привык смотреть на Эллисон только как на избалованную девчонку из богатой семьи, которую нужно постоянно держать под присмотром! Под его присмотром.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В День поминовения родители Эллисон всегда устраивали барбекю в своем загородном доме. Это была одна из семейных традиций. Коннор, которого Уиттейкеры, разумеется, тоже приглашали на обед, всегда с нетерпением ждал этого дня. Но сейчас все было по-другому.
В прошлый раз традиционный семейный сбор прошел под знаком головокружительного романа между Квентином и Элизабет. Теперь, спустя год, лучший друг Коннора, с которым они вместе учились в университете, — муж Лиз и счастливый отец новорожденного Николаса.
Рафферти сделал глоток пива и бросил взгляд через лужайку — на предмет своих грустных размышлений. Эллисон держала на руках маленького племянника, покачивала его и что-то тихо напевала. Коннором вдруг овладела такая невыносимая тоска, что захотелось кричать от боли. Дело было даже не в сексуальном желании, которое красавица обычно возбуждала в нем. В этот момент его чувства мужчины были гораздо сложнее и глубже. Ему внезапно, и необыкновенно отчетливо, представилась Эллисон, склонившаяся над кроваткой маленького Рафферти.
