свою комнату и заперся.
– В сорок лет еще не поздно выйти замуж! – крикнула мама, возможно, сыну, а возможно, это был намек ее новому ухажеру. Хотя вряд ли за ней кто-то ухаживал, ведь там достаточно было просто купить выпивку и получить все, что нужно.
Петров лег спать.
* * *
Будильник сделал свое грязное дело, заставив Петрова возненавидеть утро нового дня. Дня, который пройдет точно так же, как прошлый, позапрошлый и все предыдущие. Саша поднялся с кровати и, прежде чем идти умываться, высунулся в окно, чтобы покурить. На улице моросил дождь. Через пару минут Сашка вышел на кухню и увидел там маму, сидящую на полу в ночной рубашке и трусах. Она плакала. В руке женщина держала бутылку вина. После смерти отца Петров смирился с подобными ситуациями, хотя раньше постоянно ругался с ней и однажды даже подрался с одним из ее «женихов». «Жених» был пьяный, и Петрову удалось его избить.
Сашка включил чайник и сел за стол.
– Никто не хочет брать в жены, – пробубнила мать. – А ведь если я была бы одна, без… без, как он там сказал… как он тебя назвал… – мать нервно сглотнула, – без приплода, если бы я была… без прицепа…
– Ну уж прости, я не могу просто взять и исчезнуть, – ответил Саша. – Если что-то не нравится, можешь переехать куда-нибудь. Я и без тебя прекрасно проживу.
– А может, это тебе уже пора куда-то переехать?
– Мне пока что некуда.
– Как мне свою личную жизнь теперь выстраивать?
– А я откуда знаю?
– Если бы не ты, я бы давно была счастлива! – Женщина швырнула бутылку в стену. Осколки и брызги попали на Петрова.
– Да и пошла ты! – Сашка, забыв про завтрак, выскочил из кухни, взял из своей копилки немного денег, собрал рюкзак и отправился в школу раньше положенного.
Без серьезной причины копилку Петров старался не трогать, там хранились деньги на подготовительные курсы в институт, тот самый, куда они с Настей собиралась поступать. Петров даже ради этих курсов два месяца летом работал на стройке подсобным рабочим, правда, все это было не по его воле, а по Настиной. Так сильно девушка его обработала, что Саша решился вместо летних пьянок с друзьями накопить себе деньги на образование. Конечно, подготовительные курсы не давали гарантии поступления в вуз, но Настя твердо решила, что Петров поступит вместе с ней и они уедут в столицу, где им выделят общежитие. Сашка тогда, услышав Настины мечты, пожал плечами и кивнул в знак согласия, мол, а почему бы и не уехать, все лучше, чем в этой дыре, хотя и тут ему было нормально. Вообще, Петрову везде было неплохо, потому что плевать он хотел на все вокруг.
«И вот для чего она меня родила? – Саша шел в школу и, как обычно, курил (курил он с восьмого класса). – Рождаемся, умираем, рождаемся, снова умираем… люди, животные, насекомые, растения. Зачем все это? Что мне тут делать? Я сейчас иду в школу, потому что все так делают. Иду, как робот какой-то, как зомби… школа… школа… Зачем? Потом я, как обычно, вернусь домой, сяду жрать, увижу эту тварь пьяную, которая меня ненавидит, которая уже мне в лицо это говорит! Я лишний в ее жизни. Можно подумать, я не лишний в своей жизни».
Минут двадцать Саша просидел в одиночестве на лавочке школьного двора, а когда подошло время начала урока, он… не подскочил и не побежал в школу, а неспешно вытащил сигарету, выкурил и только после этого пошел на урок. Саша знал, что сегодня будет контрольная по физике, но в этом предмете он совершенно не разбирался. Тешил себя Петров мыслью Сократа, которая ему очень уж нравилась (а еще это была единственная мысль Сократа, которую знал Саша). Высказывание звучало так: «Я знаю, что ничего не знаю». И невдомек было Петрову, что он не совсем верно понимает древнегреческого философа.
Петров зашел в школу, поднялся на второй этаж и заглянул в кабинет Юрия Эдуардовича.
– Здравствуйте, можно? – спросил Саша.
– Чего опаздываем? – недовольно произнес Облаков.
Петров виновато пожал плечами, а потом посмотрел на Настю. Девушка без каких-либо эмоций на лице встретила его взглядом.
– Заходи, садись, вон… к Лёне садись. Второй вариант, вопросы на доске. Работаем на двойных листочках, – строго озвучил Облаков условия контрольной работы.
– Здарова, Дарвин. – Петров плюхнулся за третью парту и расстегнул рюкзак.
Лёня покосился на Сашу и, ничего не ответив, продолжил работать над своим вариантом.
Сашка вырвал из середины тетради двойной листочек, подпер голову кулаком и уставился на доску, изучая условия контрольной работы. Минут пять Саша читал все задания, а потом еще минут пять читал их снова. Зачем? Одному Богу известно, ведь если не вникал он в то, что говорил Облаков целый месяц, если не делал домашнюю работу и даже не записывал на уроках ничего, то что можно сейчас выдать на контрольной?
– Дарвин, – шепнул Петров, – помоги хоть на тройку натянуть.
– Ты мне волосы поджег и обзывал постоянно, – шептал в ответ Лёня, не отрывая взгляда от своего листочка. – Тебе не стыдно теперь у меня помощи просить?
– Скажи спасибо, что я тебе рожу не разбил.
– Это еще за что?
– За валентинку.
– И что плохого в валентинке?
– Ты вообще, что ли, не понимаешь, что нельзя дарить валентинки девушкам, которые в отношениях?
– Я тогда думал, что вы расстались.
– Нет, мы тогда просто поругались.
– Я не буду тебе помогать, не отвлекай меня.
– Козел.
– Сам козел.
Петров на этой контрольной больше не разговаривал с Лёней. Просидев весь урок, Саша положил на стол Облакову чистый лист и в надежде, что сделал он это незаметно, попытался выйти из класса, но…
– Петров! – Голос Юрия Эдуардовича настиг Сашу, когда тот стоял уже возле двери в коридор.
– Что? – парень обернулся и отошел в сторону, чтобы не заслонять проход.
– Чего ты мне чистый лист сдал?
– Он не чистый, там моя фамилия написана и вариант.
Учитель вздохнул:
– Саш, объясни мне, пожалуйста, зачем ты ходишь в школу?
– Не знаю.
– Чем бы ты хотел заниматься по жизни? Кем ты хочешь стать? Я, может, лезу не в свое дело, но просто хочу понять тебя.
– Никем.
– Ну что значит «никем»? После школы тебе придется стать кем-то. Или ты сам решишь, кем ты будешь, или за тебя решат другие люди, а может, и судьба. Судьба может распорядиться таким образом, что будешь ты по помойкам скитаться, или сопьешься, или еще чего похуже. Ты понимаешь,