к аэродрому нет. Да, собственно, и аэродрома-то нет. Обыкновенное поле, на котором расчищена довольно узкая взлетно-посадочная полоса.
Наши По-2 переведены с колес на лыжи. Еще ни разу на фронте нам не приходилось летать с лыжами: две зимы мы воевали на юге. А я и вовсе никогда не пробовала взлетать или садиться на самолете, оборудованном лыжами, и поэтому ощущала некоторую неуверенность.
В этот день, собираясь на полеты, я старалась делать все так, как делала вчера, позавчера. И ничего по-другому. Так было спокойнее, хотя некоторое чувство тревоги все-таки оставалось…
Сегодня боевая задача – доставить боеприпасы группе наших войск, которая оказалась отрезанной от основных сил. Наступая, эта группа вырвалась далеко вперед. Боеприпасы у них подходили к концу.
Погода нам явно не благоприятствует. Валит густой снег. Временами он прекращается, из-за туч выскальзывает месяц.
Меня назначили разведчиком погоды. Я должна определить, можно ли пройти к цели. Если можно, то дойти до нее и выполнить задание: сбросить ящики с боеприпасами в строго определенное место.
Бершанская сказала, подозвав нас с Ниной:
– Задание важное. Люди сидят без патронов. Если через полчаса не вернетесь, значит, буду считать, что к цели пробиться можно. Начну выпускать остальные самолеты.
Перед полетом у меня кошки скребли на сердце: смогу ли взлететь на лыжах? Ведь в первый раз, да к тому же на каждом крыле – по четыре тяжелых ящика.
Самолет долго скользил по снежному полю, но так и не оторвался. Вернее, просто я не сумела его оторвать от земли. Рассердившись на себя (в душе я чувствовала, что так и будет), я зарулила назад и снова начала взлет. Теперь у меня уже был некоторый опыт. Набрав достаточную скорость, я поддернула ручку управления посильнее – и самолет оказался в воздухе.
И вот мы летим. Нина вертится в кабине, что-то проверяя, прилаживая. Ящики с патронами связаны системой веревок, концы которых находятся в кабине штурмана. Система, прямо сказать, ненадежная, и, видимо, Нина сомневается, сработает ли она как следует.
Сначала Нина не говорит мне о своих сомнениях. Но потом не выдерживает:
– Знаешь, Наташа, по-моему, они не упадут.
– Кто?
– Да ящики эти. Тут все запуталось.
– Подожди, надо еще долететь.
Под нами проплывает прусская земля. И как-то особенно остро чувствуешь, что она чужая. Совсем чужая. Мрачно темнеют лесные массивы. Враждебно притаились внизу сёла, хутора. С темными дорогами, расходящимися в разные стороны, они напоминают черных пауков.
Снова пошел снег. Некоторое время мы летим вслепую. Видимости никакой. Мелькает мысль: а не повернуть ли назад? Но я знаю: снег – это временно, облачность не сплошная. Значит, можно пробиться.
И действительно, вскоре мы выскакиваем из полосы снега. Впереди в форме подковы темнеет лесок – мы летим точно по маршруту. Дальше – развилка реки, за большой излучиной – наши. Они нас ждут. Им нужны патроны.
Внезапно ровный гул мотора прерывается. Короткие хлопки… перебои… Высота уменьшается… Сердце екнуло: неужели садиться?
Я двигаю рычагами. Подкачиваю бензин шприцем. Только бы не заглох мотор… Вытянуть бы…
Самолет планирует, теряя высоту. Мотор фыркает и – умолкает… Неужели совсем?! Снова короткое фырканье… Ну, миленький, давай, давай! Не подведи!
Постепенно он «забирает». Я прислушиваюсь: работает нормально. Видимо, в бензопровод попало немного воды.
Летим дальше. Низко нависла облачность. Сейчас опять пойдет снег. Успеем ли?
Наконец под нами река. Пересекаем развилку. На земле треугольник, выложенный из костров. Снизившись до ста метров, пролетаю над огнями. У костров на светлом снегу фигурки людей. Они машут руками, шапками. Я мигаю бортовыми огнями, приветствуя их.
– Приготовься, Нинок, буду заходить.
– Давай.
Спустившись еще ниже, я лечу немного правее костров на высоте двадцать – двадцать пять метров. Нина дергает систему веревок. Никакого результата: ящики преспокойно лежат на крыле.
Захожу еще раз – снова то же самое.
Черт возьми! Как же их сбросить? Приземлиться тут негде. Я еще раз внимательно просматриваю площадку. Нет, она совсем не пригодна для посадки: мала, изрезана оврагами, много деревьев.
– Что будем делать? – спрашиваю я.
– Заходи еще… Только сделай побольше круг.
На этот раз она вылезла из кабины на крыло.
Я осторожно веду самолет, делая развороты «блинчиком». Высокая фигура Нины маячит справа сбоку. Мне становится не по себе: вдруг поскользнется, свалится… или ветром снесет…
Но я молчу, чтобы не отвлекать штурмана. Сижу, боясь шевельнуться, и чувствую каждое ее движение. И мне кажется, что это я сама стою на мокром и скользком крыле, вцепившись рукой в борт самолета.
Мне становится жарко. Так жарко, что я стягиваю теплые краги. Поглядываю на Нину. Она сталкивает по одному все ящики сначала с правого крыла, потом, перебравшись на другую сторону, с левого. Ящики тяжелые, и сталкивать их приходится свободной рукой и ногами. А я все кружусь и кружусь над кострами. Наконец ящики на площадке. Все восемь. Нина влезает в кабину.
– Ну вот и всё. Теперь домой.
Она говорит это так, будто только тем и занимается, что каждый день вылезает в полете на крыло и сталкивает ящики…
Мы делаем последний круг, прощальный. Мигаем навигационными огнями. Нам снова машут там, внизу.
Но вот костры на земле тускнеют. Их заволакивает пеленой. Пошел снег…
На обратном пути я говорю своему штурману:
– Нинка, а ты молодец!
Мы никогда не хвалим друг друга, у нас это не принято. И она обиженно, но в то же время радостно отвечает:
– Ну вот еще… Чего это ты выдумала?!
На Висле
– Р-р-раз – взяли!
– Еще – раз!
Самолет медленно, по-черепашьи двигается вперед. Я стараюсь, чтобы колеса не сползли с досок в густую глубокую грязь. Мотор работает на полной мощности. Техники тянут самолет, поднимая его на собственных спинах, утопая в черном месиве грязи. Перекладывают доски, когда по ним уже прорулила машина.
Девушки забрызганы грязью, лица красные, еле дышат. Я сижу в кабине, но мне кажется, что я вместе с ними тащу самолет…
Здесь, в польском городке Слупе, нас застала распутица. Февраль, но снега почти нет. Днем на нашем аэродроме непролазная грязь. И только к середине ночи немного подмораживает.
Задача – бомбить крепость Грауденц, что на Висле. Крепость упорно держится.
Летать с раскисшего аэродрома невозможно. А надо! И мы летаем. Несмотря ни на что. Соорудили небольших размеров деревянную площадку, из обыкновенных досок. С нее самолеты взлетают, на нее садятся. Правда, приходится летать с боковым ветром – деревянную полосу не повернешь в нужном направлении. Но не это самое сложное.
Проблема – подрулить к старту. Колеса увязают в густой грязи по самую ось. Даже на полном газу самолет нельзя сдвинуть с места. Единственный выход – подкладывать под колеса доски…
Медленно, с трудом я наконец подруливаю к деревянной полосе и останавливаюсь на самом краю твердой площадки. Девушки-вооруженцы на руках подносят «сотки». Бомбы тяжелые, девушки кряхтят. Подвесить стокилограммовую бомбу нелегко. Но они
