понравился проведенный в таком обществе день, и так далее.
— Тебе правда понравилось? — тут же подхватил Джини. И хотя он был уверен в положительном ответе, ему так хотелось услышать это еще раз из уст Лори!
— Джини, это проста фантастика! Я, оказывается, как дурочка, столько лет пряталась в собственную скорлупу, а ведь это так интересно — встречаться с разными людьми, беседовать о чем угодно — да теперь я готова ездить на такие пикники каждый день!
— Твой отец был очень общительным человеком, если я не ошибаюсь, — ввернул Кейлер,
Лори кивнула.
— В Вашингтоне он считался одним из самых гостеприимных людей. У мамы сохранился целый альбом с газетными вырезками, сообщающими о пирах, которые он задавал, с танцами до упаду. Там столы ломились от яств…
Джини прикурил сигарету.
— Мне очень жаль, что с ним произошло такое несчастье, — вздохнул он.
— Да, — как-то вяло согласилась Лори. — Я без него скучаю.
— А твоя мать никогда не помышляла о другом замужестве? — спросил Кейлер.
Лори откинула рукой волосы со лба.
— Что ты, никогда.
— И ты в этом настолько уверена? — удивился Джини.
— Да. Я слишком хорошо знаю свое племя. По традиции женщинам положено иметь только одного мужчину за всю жизнь, и я не вижу причин, чтобы мать стала вдруг нарушать это правило. Ведь она слишком глубоко верит в наши обычаи.
— А жаль, — искренне огорчился Джини. — Миссис Сэмпл весьма привлекательная женщина. Если бы я не увлекся тобой, я бы, несомненно, обратил самое пристальное внимание на нее.
— Ну-ка, поубавь прыти, — засмеялась Лори. — Ты еще не знаешь, насколько я ревнива!
Но Джини покачал головой.
— Тебе никогда не придется ревновать, успокойся. У тебя есть все, о чем только может мечтать мужчина, никакая другая девушка тебе и в подметки не годится. Ты действительно очень красива. Понимаешь?
Лори отвернулась, и копна ее волос засверкала в последних отсветах заходящего солнца.
— Ну вот, опять ты затянул свою старую песенку, — насупилась она.
— Это кто же из нас затянул старую песенку? — возразил Джини. — Разве мы не можем немного пораз- влекаться? — тут же предложил он.
Лори повернулась к нему и загадочно улыбнулась.
— Наверное, можем. Просто я хочу, чтобы ты, наконец, понял, что ближе мы не можем стать друг другу ни при каких обстоятельствах.
Джини с сожалением покосился на девушку и не смог сдержать вздоха. Говорить с ней о любви было так же бессмысленно, как фехтовать с соперником, который наперед рассчитал любое твое движение. Защита, выпад, ответный укол. С какой бы стороны он ни подкатывал к ней, Лори всякий раз ставила его в тупик. Обороняясь, она снова и снова ссылалась на свою невероятную тайну.
Джини в сердцах вышвырнул не докуренную сигарету в открытое окошко.
— Послушай, ты хоть когда-нибудь можешь поговорить со мной откровенно? — внезапно вскинулся Джини. — То есть я хочу сказать, будешь ли ты столь любезна раскрыть страшную тайну, которая тебя так терзает?
Помолчав немного, Лори ответила:
— Все равно это бесполезно, Джини. Я не могу… И пойми, так будет лучше для тебя самого.
— Интересно, каким образом мне будет лучше, если я уже чуть не спятил от твоих недомолвок? Как только тебе в голову могло прийти, что наша свадьба невозможна? Ты просто втемяшила в свою башку эту чушь. И почему мы действительно не можем спокойно пожениться? Что нам мешает? Может быть, ты отбывала в тюрьме срок за какое-то страшное преступление? Или у тебя особый набор хромосом? Но я просто не нахожу причину, по которой наша свадьба могла бы не состояться.
И снова Лори замолчала, теперь уже надолго. Наконец, она выдавила из себя:
— Люди племени убасти… другие… они не похожи на всех остальных. В этом-то и дело.
— Почему другие? Как меннониты[4], что ли?
— Ну… отчасти ты прав. Религия тоже играет не последнюю роль.
— И что же? Если я задумаю жениться на тебе, то могу поменять и веру. Итак, я становлюсь протестантом. Что дальше? Почему теперь я не могу превратиться в этого… как ты себя называешь… убасти?
— Это исключено. Ты никогда не сможешь стать одним из нас.
Джини внимательно следил за дорогой, приближаясь к центру города. Стало совсем темно, и машины, вспыхивая белыми и красными огоньками, проносились мимо.
— Если быть до конца честным, — заговорил Джини, — то я, признаться, ровным счетом ничего не слыхал о племени убасти. Конечно, подобное признание звучит странно из уст человека, работающего в Госдепартаменте, но, к своему стыду, я вынужден сказать об этом.
Лори ничего не ответила. Он скользнул взглядом по девушке и сразу же понял, что та не в настроении обсуждать ни религию, ни обычаи своего племени. Итак, разговор на эту тему закрыт.
Минут двадцать они ехали молча, а потом Лори нарушила тишину:
— Мы только что проскочили поворот к моему дому. Ты что, не заметил?
— Заметил. Я просто подумал, что сейчас самое время отправиться ко мне в гости и пропустить по рюмочке на сон грядущий. Тебе бояться нечего, я не собираюсь предлагать тебе руку и сердце, я ведь обещал.
— Но я сказала маме, что вернусь до десяти, — заволновалась вдруг Лори.
— Ну так что же? Сейчас еще и восьми нет. У нас уйма времени, — успокоил ее Джини.
— Но правда, Джини, мне бы лучше… — начала было Лори, но Кейлер махнул рукой, пресекая любые возражения.
— Нет уж, на этот раз тебе придется поступить так, как я хочу. Мы едем ко мне, там я сварганю чудесный коктейль из мартини и водки — целый кувшин, потом на скорую руку состряпаю салат и поджарю гамбургеры. Мы поставим Моцарта и в тихой непринужденной обстановке побеседуем о тебе и обо мне — короче, о нас.
— А может быть, я все же на секундочку заскочу домой и скажу маме, что вернусь попозже? — спохватилась Лори.
— Забудь о ней хоть на некоторое время, — посоветовал Джини. — Думай лучше о том, что тебе всего двадцать лет, ты прекрасна, а вечер только начинается.
— Но-
— Все. Ты уже о ней забыла. Это приказ солидной шишки из Госдепартамента.
Лори улыбнулась.
— Ну хорошо, мистер Шишка. Я сдаюсь. Слава Богу, мне не приходится затевать с тобой дипломатические шашни, ведь я бы все равно проиграла. Ты кого угодно за пояс заткнешь.
Джини усмехнулся.
— Что ты, Лори. Ты-то никогда не проиграешь. Ни мне, ни кому другому. Пора бы тебе отстегнуть булавку, которой матушка приколола тебя к своей юбке, и почувствовать, что в этом мире ты — победительница
