тайне этого немного опасалась. Все же те ее чувства действительно остались в прошлом. Напротив они очень хорошо провели время втроем, а на утро сразу после завтрака Леша и Илья устроили себе битву в шашки. Оба так увлеклись, что Илья буквально заставил себя начать собираться домой, хотя Леша и Анфиса пытались уговорить его остаться на обед.
Одним словом, Анфиса была всем довольна.
В тот момент, когда Петр уже должен был быть в аэропорту, она отправила ему сообщение, в котором желала хорошего отдыха. Леша как раз вышел.
Ответ Петра не заставил себя ждать.
— Спасибо, и тебе хорошего продолжения отпуска. Как загородная жизнь кстати?
— Все чудесно! Здесь такие звезды! И воздух другой.
— Вот и славно! Вдыхай полной грудью! Как учеба?
— Было первое занятие. Нам рассказали, что нас ждет. Интересно.
— Это хорошо, но не забывай, что ты в отпуске.
— Как скажите!
— Пора на посадку! Напишу уже с теплых островов.
— Счастливо!
Анфиса отложила телефон и улыбнулась. Слово Канары звучало для нее как-то уж совсем отдаленно. Она действительно не часто брала отпуска. Неудивительно, что у нее накопилось сколько-то там дней. Поэтому каждая поездка становилась особым событием. Как та, деталями которой она поделилась с Алешей на их первом почти свидании. Она как раз случилась за три месяца до того ужина. А тут Петр собирался так далеко и, по его же словам, планировал просто валяться на пляже. Хотя Анфиса сама не была адептом активного отдыха. Наверное, она бы сделала также, как Петр.
***
Я лежал на диване и играл в телефон, пока Анфиса слушала свои лекции в другой комнате. Я так понял, учеба ей пока что нравилась, и я надеялся, что она отвлечет ее от грустных мыслей, которых явно было слишком много в последнее время.
К слову сегодня днем мы устроили импровизированную фотосессию. Я снимал Анфису, потом мы с помощью таймера сделали несколько кадров, где мы были вдвоем. Я уже выбрал, что из них можно поставить в рамочке у нас дома.
Дверь открылась — и на пороге появилась Анфиса. Она выглядела немного задумчивой и даже как будто озадаченной.
Она начала рассказывать про сегодняшнюю тему. Оказывается, она была посвящена карьере и всему такому. Их там заставлять выполнять какие-то задания и потом делиться результатами. Анфиса явно приняла сегодняшнее занятие близко к сердцу.
Я до сих пор не понимал, почему это было так важно и чего на самом деле хотела Анфиса, но хуже всего то, что, похоже, не понимала этого и сама Анфиса. Почему раз она так хотела неких вершин, она крепкой хваткой вцепилась в Зимина? Страх перемен? Может, новые знания могут ей помочь?
Анфиса ушла приготовить чай, а я остался размышлять.
Я сам себе боялся в этом признаться, но, судя по всему, начал понимать, что там такое происходило. Для Анфисы та самая карьера (я уже потихоньку начинал ненавидеть это слово) была равна одобрению одного конкретного человека. Вы уже поняли, какого. Естественно, не меня и даже не Ильи. Именно поэтому она так болезненно восприняла успехи Кости (его я тоже начал тихонько ненавидеть). И на себя она давно смотрела через призму восприятия Петра. До последнего я додумался почти сам — мысль мне подкинул Илья.
Одно меня утешало — Анфиса не смогла бы жить с Петром. Как-то незаметно я успел узнать его достаточно неплохо и понял одну важную вещь: он был тем еще педантом и эстетом. А Анфиса была другая. Если в офисе она старалась держать лицо и раскладывала вещи на столе по линейке, то со мной она становилась такой, какой должна быть. С пиццей на ужин, слезами из-за грустных фильмов и забытыми на диване халатиками. И мне нравилось думать, что именно со мной она может становиться самой собой. Зимин бы ей этого не дал. Они бы разругались на третий день совместной жизни. И не осталось бы ни зайчиков, ни восхищения.
Анфиса вернулась с чаем и поставила передо мной чашку.
— Спасибо, Рыжик, — сказал я.
— Не за что, малыш.
Тут меня совсем накрыло чувствами и всем таким прочим и я заявил.
— Знаешь, я надеюсь, что скоро у нас появится настоящий малыш.
Это было преждевременно и намного раньше, чем настоящее предложение, но у Анфисы так вытянулось лицо, что я понял — дело не в отсутствии романтики как таковой.
— Рыжик, — сказал я, — прости. Я что-то не то сказал! Я не хотел тебя обидеть.
— Ты не обидел, — почти шепотом ответила она, — просто… мы же … Леша…
Я видел, как она растеряна и понял, что еще чуть-чуть — и она заплачет.
— Знаешь, ты должен знать раз и навсегда, — она внимательно посмотрела на меня, — никаких детей у нас быть не может. У меня их быть не может. Поэтому я тогда предупреждала про год.
Я сидел, пытаясь осмыслить услышанное. У Анфисы не могло быть детей и поэтому она не собиралась быть со мной дольше, чем год? Из-за этого она говорила всю эту ерунду про разные мировоззрения? Я, что, когда-то объявил, будто планирую минимум троих? Я вообще мог, чтобы показать свою серьезность. Однако Рыжик истолковала мое молчание по-своему.
— Прости, — она закрыла лицо руками, — я не собиралась говорить тебе этого, да еще и сейчас. Но… я… так устала скрывать. Знаешь, нам лучше завтра вернуться в город!
Она резко вскочила, но я успел схватить ее за руку и потянуть на себя.
— Мы никуда не поедем, — твердо сказал я, — но раз мы начали эту тему, мы должны ее закончить. Почему… почему ты сразу мне не сказала?
— А как ты себе это представляешь? — горько усмехнулась она и все же заплакала.
— Девочка моя, прости, — я торопливо поцеловал ее, — я не то хотел сказать, прости
Конечно, я спросил глупость. Как бы она должна была мне об этом сказать там, на озере? Или во время нашей первой фотосессии?
— Почему ты думаешь, что мы не можем быть вместе? — я медленно провел ладонью по ее волосам. — Сколько пар живут без детей.
— Леша, ты так молод, — в голосе Анфисы прозвучала усталость, — ты обязательно захочешь семью. Не сейчас, так позже. И лучше… лучше не обманываться ожиданиями.
— У тебя так уже было с кем-то? — сообразил я. — Поэтому ты боишься?
— Нет, — она отрицательно покачала головой, — не было.
— Хорошо, — выдохнул я.
Я готов согласиться с тем, что я незрелый и все в таком духе, но следующая моя мысль была о том, что у Зимина были
