скелеты в своем отчаянном желании обеспечить нам с Себастьяном идеальную свадьбу.
— Пойду посмотрю, что там задумали все остальные, — вздохнул Себастьян. — Потому что какое-то у меня не очень хорошее предчувствие.
Я не очень хотела оставаться наедине, без Себастьяна, но знала, что не отпустить его сейчас было б настоящей глупостью, да еще и вдобавок актом недоверия. Потому я только задумчиво кивнула и закрыла глаза, пока мужчина одевался — наслаждалась еще несколькими отвоеванными у сверхинициативных мертвецов минутами сна.
Когда за Себастьяном закрылась дверь, я поняла, что и самой пора бы вставать. Все-таки, скелеты, не скелеты, а дел было полно, и их таки надо было кому-то делать. Я б с удовольствием сейчас повалялась еще немного, хоть и не понимала причин такого бессилия и желания отдыхать, но не могла себе этого позволить.
Потому, собравшись с силами, я отбросила в сторону одеяло, нашарила брошенную на стул одежду и принялась приводить себя в порядок.
Если честно, из зеркала на меня смотрела не сияющая от радости невеста, а уставшая, сонная, немного испуганная девушка. Я сначала даже задалась вопросом, откуда такая печать усталости у меня на лице, но потом сама же и нашла ответ — просто слишком много всего навалилось в последнее время, и я даже не до конца понимала, ждет ли в итоге нас с Себастьяном что-нибудь похожее на хороший конец. Тут бы хоть маленькую уверенность в том, что все действительно будет хорошо, но…
Я провела расческой по волосам и вздрогнула — зубцы гребня уперлись в какой-то узел. Распутать его оказалось не так-то просто; я аж зашипела от боли, пытаясь справиться с невесть откуда появившимся препятствием, и тяжело вздохнула, потерпев практически окончательную неудачу.
— Помочь? — раздалось вдруг над ухом.
Я едва не подпрыгнула на месте от неожиданности и стремительно обернулась. Мадам Дюбо буквально нависала надо мной, причем с таким ласковым видом, словно успела смочить зубцы расчески снотворным, и сейчас я, пораженная действием препарата, буду полностью предоставлена ее власти.
— Кажется, вы ушли? — опасливо уточнила я, невесть почему обращаясь к скелетихе на «вы» и со странным оттенком уважения, смешанного с опаской.
— Конечно! Но я обещала вернуться ближе к обеду. А десять минут девятого однозначно ближе к обеду, чем восемь!
— Всего лишь на десять минут.
— Что есть время? Всего лишь совокупность бесконечно коротких мгновений! — патетично отозвалась мадам Дюбо. — И их за эти десять минут прошло бесчисленное количество! Я не успела сосчитать и миллионную их долю, а уже дошла до тысячи!
Я усмехнулась.
— Ладно. Давайте снимем мерки, — пришлось сдаться на волю победительницы, то есть, мадам Дюбо. — Но я все равно не понимаю, откуда появилось столь рьяное желание устроить нашу с Себастьяном свадьбу.
Она только вздохнула.
— Мы достаточно долго были довольно несчастны, — сообщила мне женщина, взявшись за сантиметровую ленту и принявшись снимать мои параметры. — Мы были одиноки. Что могут праздновать скелеты? День рождения? Уже не актуально. День смерти? Как-то не очень весело отмечать, дожидаясь очередного юбилея. Кто-то из нас хорошо помнил прошлую жизнь, кто-то умудрился все забыть, и трудно сказать, кому из этих двоих сложнее… Но важно другое. Мы наконец-то увидели в вас с господином богом смерти то, что подтолкнет нас к дальнейшей деятельности. Это какой великолепный стимул — прислуживать живым! Знаете, Эдита, ведь все мы при жизни частенько просим об отдыхе…
Я только задумчиво кивнула. Мне бы сейчас отдых не помешал.
— Но отдых… Он нужен только тогда, когда есть и нечто контрастное. Занятость. А когда постоянно отдыхаешь, это рано или поздно начинает надоедать. Теперь мое тело не испытывает той, прежней усталости. Зато разум остается ясным…
— Вы не спите?
— Мы можем созерцать, — отметила мадам Дюбо. — Это ценнее! Смотреть на звезды. Но тысячный рассвет и тысячный закат, даже очень-очень разные, надоедают. И чтобы вновь наслаждаться ими, необходимо познать также нечто другое. Нечто более яркое. Нечто впечатляющее! Потому, получив такую возможность — сделать что-то хорошее не впрок, не на будущее, а с пользой прямо сейчас, мы, разумеется, загорелись идеей!
Она едва не придушила меня, измеряя окружность шеи сантиметровой лентой, но я, прокашлявшись, не стала делать замечание.
В целом, мадам Дюбо все делала очень быстро и очень умело. Я не знала, где она могла найти достаточно опыта, может, работала швеей при жизни, но подумала, что такое мастерство просто не могло уйти в могилу.
— Да, — вздохнула мадам Дюбо, — когда я умерла, я не растворилась в пустоте. Я все еще была где-то рядом. Меня словно что-то держало. Другие растворялись, становились частью баланса, но во мне, наверное, было чуть больше уникального, так что меня придержали здесь.
— Чтобы приносить пользу людям?
— Наверное.
— Мадам Дюбо… — я замерла, не зная, корректным ли будет этот вопрос, но все-таки решилась. — Мадам Дюбо, а это ваш скелет?
Женщина рассмеялась. Смех ее был мелким, дребезжащим, и я удивилась — и его звучанию, и самой реакцией на мой достаточно странный и, наверное, очень личный вопрос.
— А какое это имеет значение? Меня оставили не за тело. Меня оставили за мой дух. Однажды я все-таки уйду, когда уже стану не нужна. Но только после того, как сделаю это платье! Самое роскошное платье невесты на свете!
Я поняла: говорить о теле и о материальном воплощении она не хотела. Что ж, это было, разумеется, ее право, и я умолкла, чувствуя себя немного неловко — словно залезла на чужую территорию. Мадам Дюбо, впрочем, практически сразу забыла о достаточно своеобразной теме нашего разговора.
Она наконец-то закончила с мерками и поинтересовалась:
— В каком цвете делаем платье? Белое?
— А каким еще может быть платье невесты?
Скелет, склонив голову набок, осмотрела меня с ног до головы.
— Да, вы темненькая и не очень бледны, наверняка подойдет белое… И лорду Себастьяну какой-нибудь черный фрак. Потрясающей насыщенности черный! Чтобы все, когда вы будете идти, просто шеи свернули, такая была красивая пара!
— Шеи сворачивать будет некому. Мы же никого не приглашаем.
— Что ж вы, милочка, полагаете, будто я не способна свернуть шею? — расхохоталась мадам Дюбо. — О, скажу я вам, я достаточно стара, чтобы сделать это с легкостью! Впрочем, не важно. Отправлюсь к господину богу смерти…
Я уж было подумала, что больше не понадоблюсь мадам Дюбо и смогу как-нибудь по-тихому улизнуть от нее, но она, коварно усмехнувшись, встала у меня на пути.
— Погодите-погодите, моя дорогая, — решительно заявила женщина. — Не знаю, куда вы там держите путь-дорогу, но у меня для вас будет одно
