условный сигнал, то возникновение эмоций ведет к вторичной генерализации. «Чем сильнее становится потребность, – пишет Ж. Нюттен (1975, с. 89), – тем менее специфичен объект, вызывающий соответствующую реакцию». При этом усиление потребности скорее повышает реактивность к внешним стимулам, чем просто усиливает двигательное беспокойство. В информационно обедненной среде двигательная активность голодных крыс возрастала всего на 10 %, в то время как в обычных условиях она увеличивалась в четыре раза. Нарастание эмоционального напряжения, с одной стороны, расширяет диапазон извлекаемых из памяти энграмм, а с другой стороны, снижает критерии «принятия решения» при сопоставлении этих энграмм с наличными стимулами. Так, голодный человек начинает воспринимать неопределенные стимулы в качестве ассоциирующихся с пищей. Причем количество пищевых ассоциаций сперва нарастает, а через сутки депривации уменьшается. Полагают, что на этом этапе обнаруживается влияние механизма психологической защиты, который подавляет беспочвенные фантазии и переключает активность субъекта на поиск в более перспективном направлении (Levine, Chein, Murphy, 1942). Экспериментально показано, что тип ответа на нейтральный слайд в ряду эмоциональных (изменение частоты сердцебиений и плетизмограммы головы) зависит от степени тревожности субъекта. Чем сильнее тревога, тем чаще субъект отвечает на нейтральный слайд как на аверсивный (Hare, 1973). Физиологической основой подобного реагирования мы считаем активирование и усиление функционального значения обратных условных связей. В опытах на собаках оборонительное возбуждение животного ведет к нарастанию межсигнальных реакций и объективных проявлений обратных связей в системе двигательных оборонительных условных рефлексов (Иоффе, Самойлов, 1972).
Совершенно очевидно, что предположительное доминантное реагирование целесообразно только в условиях прагматической неопределенности. При устранении этой неопределенности субъект может превратиться в «пуганую ворону, которая и куста боится». Вот почему эволюция сформировала механизм зависимости эмоционального напряжения и характерного для него типа реагирования от размеров дефицита прагматической информации, механизм элиминирования отрицательных эмоций, по мере ликвидации информационного дефицита. Подчеркнем, что эмоция сама по себе не несет информации об окружающем мире, недостающая информация пополняется путем поискового поведения, совершенствования навыков, мобилизации хранящихся в памяти энграмм. Компенсаторное значение эмоций заключается в их замещающей роли.
Что касается положительных эмоций, то их компенсаторная функция реализуется через влияние на потребность, инициирующую поведение. В трудной ситуации с низкой вероятностью достижения цели даже небольшой успех (возрастание вероятности) порождает положительную эмоцию воодушевления, которая усиливает потребность достижения цели согласно правилу, вытекающему из формулы эмоций.
Положительные эмоции побуждают живые существа нарушать достигнутое «уравновешивание с окружающей средой». Стремясь к повторному переживанию положительных эмоций, живые системы вынуждены активно искать неудовлетворенные потребности и ситуацию неопределенности, где полученная информация могла бы превысить ранее имевшийся прогноз. Именно положительные эмоции позволяют дифференцировать потребности на две основные категории: потребности сохранения (нужды) и потребности развития (роста), которым в литературе соответствуют представления о побуждении и желании, о двух разновидностях мотиваций – отрицательных и положительных (аппетит).
Примером компенсаторной функции эмоций на популяционном уровне может служить подражательное поведение. Переход к имитационному поведению чрезвычайно характерен для эмоционально возбужденного мозга. В сущности, это частный случай доминантного реагирования на сигналы с малой (проблематичной) вероятностью их подкрепления, в данном случае на сигналы, исходящие от других особей. Когда субъект не располагает данными или временем для самостоятельного и вполне обоснованного решения, ему остается положиться на пример других членов сообщества. Поскольку целесообразность приспособительных реакций относительна, имитационное поведение далеко не всегда является оптимальным, а в случае массовой паники нередко ведет к катастрофическим последствиям.
Таков самый краткий обзор регуляторных – переключающих, подкрепляющих, компенсаторных – функций эмоций на индивидуальном и популяционном уровнях. Мы стремились показать, что регуляторные функции эмоций непосредственно вытекают из их отражательно-оценочной функции, обусловлены ею. В отличие от концепций, оперирующих категориями «отношение», «значимость», «смысл» и т. п., информационная теория эмоций точно и однозначно определяет ту объективно существующую реальность, тот «эталон», который получает субъективное отражение в эмоциях человека и высших животных: потребность и вероятность (возможность) ее удовлетворения. Именно эти два фактора делают события «значимыми» для субъекта, придают им «личностный смысл» и побуждают субъекта не только переживать, но и выражать, действенно реализовать свое «отношение» к окружающему миру и самому себе.
Нейроанатомия эмоций. Сведения о мозговых структурах, непосредственно ответственных за возникновение и реализацию эмоциональных реакций, были получены на животных с помощью разрушения или стимуляции определенных отделов мозга, а у человека – в связи с поражением этих отделов патологическим процессом, будь то опухоль, кровоизлияние, эпилептический очаг и т. п.
Среди различных мозговых образований наиболее «эмоциогенными» оказались передние и височные отделы новой коры, гиппокамп, ядра миндалевидного комплекса и гипоталамус, причем в последние годы накопилось большое количество данных о функциональной асимметрии больших полушарий головного мозга, в том числе относительно регуляции эмоций.
Значение передних отделов новой коры отмечено уже у высших животных. Так, удаление 9-го и 10-го полей префронтальной коры усиливает агрессивность гамадрилов, а поля 47-го – их боязливость и страх (Панина, 1983). Зона, повреждение которой наиболее существенно сказывается на агрессивности резусов, локализована в заднемедиальной части орбитальной коры (Butter, Snyder, McDonald, 1970). По данным А. И. Шумилиной (1950), удаление лобных областей коры препятствует развитию экспериментального невроза у собак.
Временное выключение левого полушария односторонним электросудорожным припадком ведет к ухудшению настроения больного, а правого – к его улучшению (Деглин, 1973). Этот эффект особенно характерен для височных областей и менее – для лобных. При выключении лобных областей как справа, так и слева в 16 % случаев возникает эмоциональная тупость, апатия, безразличие к окружающему (Трауготт, 1979). Больные с поражением левого полушария тревожны, озабочены своим состоянием и своим будущим. При правостороннем поражении больные легкомысленны и беспечны (Брагина, Доброхотова, 1977). Нарушение оценки своего состояния, преобладание положительных эмоций отмечено при поражении медиальных отделов правой лобной доли (Филиппычева, Фоллер, 1978). Поражение левой лобной доли снижает оценку своего состояния, усиливает фиксацию больного на своих переживаниях (Ольшанский, 1979). По данным Э. А. Костандова с соавторами, эмоциональное состояние благодушия, беспечности, безответственности, возникающее под влиянием алкоголя, связано с его преимущественным действием на правое полушарие мозга (Костандов, Арзуманов, Генкина, Рещикова, Шостакович, 1981). В. Л. Деглин (1973) предположил, что депрессивное состояние больных определяется повышенным тонусом субдоминантного (правого у правшей) полушария, а маниакальное состояние – активацией левого полушария. Действительно, по данным исследования постстимульной слуховой адаптации, снижение настроения у больных маниакально-депрессивным психозом сопровождается высоким тонусом правого полушария, а повышение настроения – высоким тонусом левого. Нормализация настроения ведет к выравниванию активности обоих полушарий (Асадова, 1985).
Разумеется, было бы упрощением думать, что «центры» положительных эмоций локализованы в левом полушарии, а «центры» отрицательных эмоций – в правом. Тогда чем же объясняется эмоциональная асимметрия больших полушарий мозга? Одна из наиболее правдоподобных трактовок принадлежит Л. Р. Зенкову (1978).
