Сестру Аурелию предупредили. Когда месье номер шесть позвонит, она, вместо того чтобы ответить, должна переключить телефон на переговорную. Он явно будет ошарашен, услышав голос жены.
Кресло на колесиках стояло наготове четвертью часа ранее. Однако в половине двенадцатого сестра Мари-Анжелика настояла на возвращении в палату.
Таким образом, в полдень мадам Мегрэ вынуждена была занять свое место в постели, а монахиня безуспешно пыталась ее утешить, в то время как на лице мадемуазель Ринкэ светилась торжествующая улыбка.
– Вас тут ожидают двое господ. Кажется, ваши друзья. Поскольку они торопились, я их посадил за ваш столик. Они просили у меня номера, но, к сожалению, свободных нет… – И месье Леонар, прямо-таки умоляюще, добавил: – Может быть, выпьете аперитив, а?
Те двое, что еще ели за столиком Мегрэ, были инспекторами мобильной бригады из Пуатье, Пьешо и Буавером, с которыми комиссару уже приходилось работать ранее. Они одновременно встали, держа в руках салфетки.
– Извините, патрон. Сейчас как раз время перекусить До прибытия прокурорских.
– Я полагал, что они должны приехать в одиннадцать?
– Так бы и случилось, если бы нашли следователя. Но он находился где-то за городом у знакомых, а у тех там нет телефона. Пришлось посылать курьера. Короче говоря, все будут здесь через час. Вы примете участие в расследовании?
Кто-то, может быть даже Мансюи, видимо, уже сообщил им о той позиции, которую занял Мегрэ, поскольку они переглянулись как заговорщики.
– Зачем?
– Вы, конечно, в отпуске. Мы это знаем. Правда, Буавер?
Одному из них было тридцать, другому – тридцать пять. Оба опытные полицейские, люди, о которых на набережной Орфевр говорили как о тех, кто разбирается в своем ремесле. Пьешо, тот, что постарше, вполне мог в свое время расстаться с собственной шкурой во время ареста одного поляка, в память об этом у него на правой щеке остался шрам от револьверной пули.
Мегрэ рассеянно сел за стол, расправил салфетку. Он положил себе на тарелку закуску и вполуха слушал то, что ему говорили.
– Вы ведь знаете, что убитая не была изнасилована?
Мы-то поначалу об этом подумали. Садистское преступление, как нам сказали в Пуатье. Местная полиция арестовала с полдюжины бродяг. Для этого района такое преступление довольно скверная реклама. Впрочем, будь это дело простым, вы бы вряд ли стали им заниматься накануне, не так ли?
Эти хитрецы старались выудить из него хоть какую-нибудь информацию.
– Будет, конечно, так, как вы пожелаете. Но месье из прокуратуры знают, что вы здесь… в общем… Короче…
Видя, что Мегрэ молчит, они уж и не знали, что еще сказать.
– Я в отпуске, – повторил Мегрэ, наливая себе воды.
– Конечно…
– Если я что-нибудь узнаю, то сообщу вам.
– Вы всегда были человеком правильным и обязательным…
При этих словах он даже не улыбнулся, лицо его продолжало оставаться хмурым. Ко всему прочему, он плохо себя чувствовал, как если бы начинался грипп.
– Во всяком случае, если вам нужно будет установить за кем-то наблюдение или что-нибудь еще…
– Спасибо.
– Нам пора. Уже время.
В коридоре месье Леонар посоветовал им остановиться в маленьком отеле, где, может быть, повезет с номерами.
Уже на пороге Пьешо обронил:
– А ведь патрон не шутит!
Глава 6
Он позвонил в дверь клиники тогда, когда еще не было и половины третьего, не дожидаясь звона колокола и не вынимая часов из кармана.
Сестра Аурелия удивленно и даже как-то недоуменно смотрела на него, колеблясь, снимать ли трубку. Он адресовал ей механическую улыбку, что, впрочем, не смягчило хмурого выражения ее лица.
– Это не касается моей жены, – объявил он. – Я сначала хотел бы поговорить с сестрой-настоятельницей.
– Вы уверены, месье номер шесть, что вам нужна именно настоятельница? Что касается больных и клиники в целом, как и жалоб, этим занимается сестра-экономка, которая…
– Не могли бы вы предупредить настоятельницу, что с ней хочет поговорить комиссар Мегрэ?
Сестра Аурелия предпочла не настаивать, и, пока она звонила, Мегрэ с чем-то вроде раздражения смотрел на гладкие стены и чистую лестницу.
– К вам сейчас выйдут, – объявила монахиня.
– Спасибо.
Он мерил шагами вестибюль вдоль и поперек, держа руки за спиной, заранее сердясь при мысли, что его долго заставят ждать. И был очень удивлен, когда увидел перед собой благочестивую сестру, которую раньше не Встречал. Она его ждала.
– Не хотите ли проследовать за мною, месье?
Они прошли не по лестнице. В глубине находилась дверь, украшенная блестящими головками гвоздей.
Пройдя через нее, они оказались совсем в другом мире, еще более напоминающем вату, еще более мягком и тихом, чем клиника. Должно быть, у монахинь туфли были на войлоке или мягкой резине, поскольку он не слышал шума шагов.
Дважды, когда они вступали в сложную сеть коридоров, он оборачивался, заслышав позади слабое шуршание широких юбок, перестук четок и вообще шелест, похожий на поток воздуха. Благочестивые сестры перемещались так, что сразу думалось о полете летучих мышей.
Он заметил часовенку с искусственными цветами на алтаре. Потом они вошли в приемную, где вдоль стен стояли черные кресла с бархатной малиновой обивкой.
– Преподобная матушка сейчас придет…
Опять все тот же шелест юбок и звук перебираемых четок, перемещение в воздухе накрахмаленных чепцов.
– Месье?..
Он вздрогнул, поскольку другие монахини были для него просто монахинями, когда эта, которая, хотя и носила такую же одежду, держа, как и они, руки в широких рукавах, была женщиной, явно занимающей иное социальное положение.
Высокая, сероглазая и породистая, она спокойно смотрела на него.
– Речь не идет о моей жене, – начал он, – мне необходимо было увидеться с вами, сестра…
Мегрэ подозревал, что следует сказать «преподобная мать» или что-то в этом роде, но у него не получалось.
– Нужно ваше разрешение для того, чтобы переговорить с сестрой Мари-Анжеликой.
Может быть, ему показалось, что она вздрогнула, но смотрела все так же спокойно и невозмутимо, а он уже снова стал раздражаться.
– Вы знаете, месье, что существует правило…
– Извините меня, сестра, но в данный момент вопрос о правилах не стоит.
Он покраснел, потому что вспылил первым.
