Камышевка.
Не имея сил уйти, Ондзоси стоял в нерешительности.
А тем временем Тёся подумала: «Прошлой ночью из покоев Дзёрури слышались нежные звуки флейты. Кто бы это мог быть? Пойду посмотрю». Надев двенадцатислойные одежды, Тёся вышла из своих покоев и отправилась к дочери. Но что это? Лишь взглянув на мать, Дзёрури залилась краской, стала пунцовой, как осенние листья, и забилась подальше за занавески. Ондзоси увидел это и выставил руку между собой и матерью, закрываясь от неё, он сделал пальцами магический знак «горка», потом знак «соколёнок», спрыгнул с галереи и ушёл[189]. Исправляя положение, он сложил веер в дощечку-сяку[190] и подумал: «Вот уж не думал — тёщу увидел! Ну и стыд!»
Он перемахнул через забор из тонких досок у галереи, и хотя его сердце осталось в Яхаги, его тело вместе с торговцем золотом Китидзи отправилось дальше на восток. Увы, Ондзоси, как положено в этом мире слуге, в правой руке нёс меч Китидзи, свой же старинный знаменитый меч, передававшийся в роде Минамото многие поколения, прятал на левом боку. Он старался затеряться среди сорока двух вьючных лошадей, держа в руках непривычную ему бамбуковую палку-кнут. Как горько, что ему пришлось стать слугой! Теперь опишем, какие же знаменитые места они миновали[191].
Печален и тяжек путь
в Тоотоми — Дальнюю бухту.
От моста Хомана — будто душа —
влечётся в вечерний залив чёлн.
О, тяготы путешествия!
Дует ветер в ветвях сосен,
У входа в залив
слышен плеск волн.
Вечер сжимает сердце
тоской в груди.
На постоялый двор Икэда пришли.
С постоялого двора Икэда ушли.
Никто не знает конца пути.
Вдаль взгляни.
Что там, вдали на ветках —
цветы или, может, снег?
К своей любви ты ещё не привык,
но в Суруга,
Хоть Уцу-Явью зовётся гора,
любимую не увидеть вовек[192].
Миновали тропинки узкие Цута[193],
пришли в горы Саё — Ноченька.
