Вот и час пролетел, а Широков все идиотничал и смотрел на чужую жену.
Татьяна:
«Все готово, шеф!»
Митя:
«Иду»
Тихонько выскользнул к домработнице, забрал ключи и заложил туда, где они и были.
— Куда ты все время бегаешь, Митя? — Ирина Леонидовна, как и обещала, следила за Широковым.
— Я? Ну, выхожу в холл и там смеюсь. Истерически.
— Я догадываюсь, что смеешься над нами, но не понимаю, почему? — Ирина уже приготовилась к обороне, Фира к шутке, а Дора к отпору.
— Лучше я промолчу.
Юля в это время занялась телефоном и Митька понял, что Кира пишет ей.
Она этим вечером временами переписывалась с мужем и в эти моменты, лицо ее становилось виноватым, обреченным, а это больно жалило его, Широкова. И снова чесались руки отбуцкать Киру, и утешить Юльку. А хуже всего то, что Широков сам спровоцировал вот эту ссору между супругами. Был рад этому, но и несчастен в целом. Пара часов в гостиной гранд дамы и Юлька снова уйдет туда, где этот паскудный Кирочка. А Митьке уже не хотелось, не моглось, отдать Юльку другому. Хотя, по трезвому размышлению, другим был именно он сам, Широков.
— Я пойду. Можно? — и опасливый взгляд в сторону Митьки, — Полтора часа прошло!
— Можно, но аккуратно. Ага?
— Ага, — Юлька, вероятно, не хотела повторять любимое междометие ярославского кавалергарда, но само собой выпрыгнуло и обрадовало Митьку.
Пока маленькая ходила переодеться, дамы засобирались. Еще раз подтвердили свои планы на вечер пятницы у Митьки и потянулись к выходу. Собакевичи первыми, за ними Ирина, а следом Юля, которая натянула снова свой необъятный наряд: то ли платье, то ли мешок. Митька замыкал шествие кудрявых и гладкопричасанных.
— До завтра! — Фира и Дора ушли к себе наверх, удовлетворив информационный голод этим вечером.
Ирина осмотрела Юлю и Митю, попрощалась и втянулась в свою квартиру.
— Спасибо, Ириночка Леонидовна! — Юлька опомнилась и крикнула уже в закрывающуюся дверь, — Простите за хлопоты!
— Никаких хлопот! Приятной ночи, дорогая. И тебе, дамский угодник, не хворать!
— Благодарю покорно, Джеки!
И остались вдвоем на лестнице. Чужая жена и напасть ярославская.
— Митя, спасибо. Наверно уже в сотый раз. Знаете, локоть почти прошел, — Юленька улыбнулась. — Мне пора.
Широкову совсем не хотелось отпускать Юльку, но выбора у него не было совершенно!
— Выспись как следует, ага? И завтра вечером жду у себя. С творогом, Юль, — улыбнулся, поймал улыбку соседки и продолжал улыбаться, пока Юлька топала к своей двери, возилась с замком.
Потом Митька заметил, как тяжело она вздохнула, прежде чем открыть дверь.
— Спокойной ночи, Митя!
— Ага. И тебе.
Митя постоял еще немного, а потом тряхнул головой, отгоняя непрошенную печаль, оттого что Юлька ушла, и злость, оттого, что не может он пойти за ней, и отправился домой.
* * *
Юлька прикрыла за собой дверь и сдулась. Как? А вот так! Киры дома нет, а она, нахалка, провела приятный вечер в обществе соседей. Смеялась и… кокетничала с Митей.
Обругала себя трижды, достала телефон и набрала номер мужа. Долгие гудки, а потом сброс. Обиделся, не ответил. Тяжелый вздох и снова набирает ему, а он снова сбрасывает.
Юля:
«Кирочка, прости меня. Где ты?»
Кира:
«Я не могу говорить сейчас. Не хочу. Приеду утром. Не звони! Мне нужно подумать!»
Заплакать? Слез нет. Загрустить? Сил нет. Сняла с себя куртку слонярскую и зажгла свет, ожидая увидеть разгром, а его и не было вовсе!
Кира убрался? Нет, такого быть не может. Даже если и унесли собой мусор гости, то уж точно не стали бы пол мыть после себя. Бред какой-то! И пыли нет?! И продукты, купленные ею, аккуратно разложены на полках холодильника! В ванной комнате даже зеркало блестит. Что за чудеса-то такие? Впрочем, Юля уже начала догадываться, кто тот волшебник.
Пометалась по свежеубранной квартире, поудивлялась, и не поняла, злиться или радоваться? Все же, рассердилась и побежала к двери! Что? Чему вы так улыбаетесь? Она просто обязана была выяснить все у ярославской напасти и …
А что «И», Юля не придумала. На полном ходу притормозила у зеркала и начала причесываться. Сама она еще не понимала до конца, что это в ней загуляло— забурлило, но уже ощутила легкость, свободу и адреналин.
Если покопаться в памяти, то можно выудить такие вот моменты. В жизни любой девушки они случались! Это когда собираешься на свидание и, заметьте, с человеком, который очень интересует, волнует. И подгоняешь себя, торопишься, а все дела какие-то находятся. Вот чёлку надо уложить иначе. А что это на щеке? Уж не прыщик ли? И в зеркало себя надо рассмотреть повнимательнее. К лицу ли кофточка? Не помялась ли юбочка? А пока ты крутишься и бегаешь, внутри нарастает и требует выхода изумительная волна энергии. И когда, наконец, ты готова к выходу, несешься по лестнице (тротуару, метро, полю), абсолютное ощущение полёта. И все это только потому, что в конце твоего безумного забега, тебя ждет ОН.
Выскочила Юлька из квартиры, подбежала к двери Мити и, уже нажимая на пуговку звонка, осознала, что она делает. Боже мой! Кира, кольцо на пальце, ночь, она к соседу! Гадость какая, пакость… Отдернула руку от звонка (вышло короткое «Зу») и хотела уже было бежать обратно домой, но ей не повезло. В то же мгновение дверь ярославского кавалергарда распахнулась. На пороге он, напасть. И самое невероятное, что Юлька поняла, никакого удивления на его лице, а только горячий взгляд и …что? Радость? Вот не поняла сейчас она…
* * *
Судорожный звонок в дверь. Именно таким его услышал Широков, мотаясь бесцельно по новому своему пристанищу. Он догадывался, кто там, за дверью. Очень надеялся на это и был рад. Бежал, теряя тапки, и торопился, дергая задвижку замка. Сказать честно, его «чистый подарок» для Юли, был продиктован не только желанием помочь ей, но и вот такой вот надеждой. Митька прекрасно понимал, что она обо всем догадается и станет требовать ответов, но никак не рассчитывал, что сию минуту! Всего лишь надеялся, что утром она будет ждать его на лестничной площадке или у машины на парковке. Да не благодарности ждал наш кавалергард, а беседы с любимой женщиной.
Распахнул дверь и понял, что Юлька готова дать дёру. Ну, в смысле, сбежать. Она уже повернулась в сторону своей квартиры и даже ножку подняла, отчего ее необъятное платье в унылую, серую клеточку, надулось фонариком. А волосы (причесанные и блестящие) собрались взметнуться флагом в прощальном, волнистом «пока».
Нужно было срочно придумать, что сказать. И не простое, а такое, что заставит ее побыть с ним хотя бы минуту и не испытывать при этом стыда и покусываний совести.
