конечностями. Пленница огляделась вокруг в поисках чего-либо, что помогло бы ей освободиться.
Слева от себя она заметила лестницу. Лестница вела на этаж выше, поэтому девушка предположила, что шериф заточил ее в подвале дома. Она осмотрелась, содрагаясь, чувствуя, как паника все глубже заползает в нее, пускает свои корни, которые не дают дышать и думать. Если бы Нина знала, что в этом подвале умерла ее подруга Андреа, тогда то, что она сейчас чувствовала, показалось бы ей всего лишь легкой тревогой.
Девушка металась, силясь разорвать путы и кричала:
- Помогите! Я здесь, внизу! Я в... подвале! Пожалуйста, вытащите меня отсюда! Я не... - Она захлебнулась в своем вопле и заскулила, ужасаясь возможным последствиям своего пленения. Нина обреченно поникла головой и прошептала: - Я не хочу умереть здесь. Лукас, где ты?
Занавески в центре комнаты с шумом распахнулись.
Нина подняла голову и уставилась на женщину с изуродованным лицом, зловеще маячившей в полумраке. На ней было то голубое домашнее платье, в котором она напала на Джеймса и гонялась за Кристофером. На ее руках были белые латексные перчатки, измазанные кровью. Капли крови усеивали ее руки по локоть.
Невзирая на то, что кровь на руках незнакомки всколыхнула в ней бурю эмоций, Нина не могла отвести глаз от изуродованного лица женщины. Она была потрясена ее увечьем больше, чем видом крови на ее руках. Вид грубо наложенных швов и воспаленных абсцессов ужаснул ее. Когда девушка посмотрела ей в глаза, то поняла, что зрячий глаз у нее только один – второй был закрыт, и она не могла понять, то ли веки его заклеены, то ли сшиты вместе. Женщина являла собой живое воплощение бугимена.
Нина закрыла глаза и опустила голову, шепча, пытаясь убедить себя, что все это ей лишь мерещится:
- Этого не может быть. Нет, это не реально. Монстры не существуют.
До нее донесся шум шлепающих босых ног. Женщина медленно шла к ней, каждый шаг был громче предыдущего. Нина услышала звук открывающейся двери, и вздрогнула. За этим последовал скрип ступеней, и девушка поняла, что кто-то спускается в подвал.
Нина не смогла сдержать судорожный вздох, больше похожий на приглушенный вскрик. Девушка почувствовала, как сердце замерло, а потом учащенно забилось в груди, готовое выскочить. Она затаила дыхание, когда почувствовала, как ее схватили за щеки.
- Открой глаза, - приказал мягкий мужской голос.
Нехотя, Нина открыла глаза, прищурившись. Сквозь слезы в глазах она увидела стоящего перед ней шерифа. Несмотря на то, что именно этот ублюдок похитил ее, она предпочла его компанию компании женщине с обезображенным лицом. К своему ужасу, девушка заметила, что чудовище в человеческом обличие стоит позади Мика. Слезы, которые она пыталась удержать в глазах, вновь хлынули, губы скривились в гримасе и из уголка рта потекла нить слюны.
- Прекрати. Ты зря тратишь свою слюну. Ты же не хочешь меня расстроить? – шериф похлопал ее по щекам.
Нина втянула слюну и плотно сжала губы, изо всех сил пытаясь удержаться от рыданий.
- Я хочу тебе кое-кого представить, - Мика кивнул на изуродованную женщину. - Это Эстер Уэйкфилд, моя вторая жена. Она не очень разговорчива, но она хорошая девушка. Она знает свое место и вполне разделяет наши интересы.
Эстер шагнула вперед и склонилась перед распятием, затем отступила назад. Пристально смотря на пленницу, женщина терпеливо ожидала указаний шерифа.
Нина была поражена сюрреалистичностью кошмара. Безумие с поглощением слюны женщин в поисках вечной жизни и обретения сверхчеловеческих способностей, гарем жен, одна из которых словно восстала из ада – все это не укладывалось у девушке в голове.
- Ты производишь впечатление умной девушки. Получила образование в колледже, верно? – Мика поднял брови и тут же сам согласился со своей прозорливостью. - Так что, думаю, ты понимаешь, что я от тебя жду. Но все же хочу прояснить следующее: так или иначе, я выкачаю их тебя твою слюну. Если ты откажешься сотрудничать, мы сделаем это по-плохому.
Нина сделала глубокий вдох через нос, затем пробормотала:
- Я сделаю... все, что ты скажешь, если только позволишь мне увидеть моего парня. Я хочу видеть Лукаса.
- У твоего парня длинный язык, поэтому мне пришлось его усмирить. Но он жив. Жив и здоров. Мы пристегнули его к кровати в спальне наверху. Он в порядке.
Нина взглянула в глаза Мика, пытаясь понять, правду ли он говорит. Было трудно что-либо прочесть в его взгляде, но ей казалось, что он не лжет. Или ей хотелось так думать. Она молилась, чтобы так и было, тогда бы у нее оставался шанс на спасение.
Мика сунул ей в рот маленький квадратный листочек бумаги, протолкнул его и зажал девушке челюсть.
- Глотай, - сурово сказал он.
Листочек прилеп к небу, и Нина попыталась отлепить его языком. Проведя по нему кончиком языка, она не почувствовала никакого вкуса, и сглотнула его.
Мика отпустил ее челюсть.
- Рад, что ты решила последовать моему совету и быть послушной. ЛСД только поможет тебе в этом.
Глаза Нины расширились, и она, заикалась, пробормотала:
- Л-ЛС... ЛСД?
О, Господи. Он накачал меня наркотиком! Для чего? Зачем?
Ее нижняя губа дрожала, а по щекам потекли слезы. Кроме марихуаны, она редко употребляла наркотики. И хотя она и раньше баловалась тем же ЛСД, сейчас девушка боялась последствий употребления галлюциногенных препаратов в такой ужасающей неопределенности. Она стала отрыгивать, пытаясь вызвать рвоту.
- Не делай этого. Если тебя вырвет, я заставлю съесть тебя свою блевотину, - предупредил шериф. - Я не хочу этого делать, но не позволю устраивать беспорядок в доме моего отца. Понятно?
Нина посмотрела на Мика, потом на Эстер, и снова на Мика. Она была привязана к распятию и окружена маньяками. Ей ничего не оставалось делать, как кивнуть, обреченно поняв, что сопротивление сейчас бесполезно.
- Хорошо. Кроме того, тебе понадобится ЛСД в твоем организме. Он поможет тебе справиться с болью. Эффект наркотика ты почувствуешь только через двадцать, может быть, тридцать минут. Потом у тебя будет слюноотделение. Это именно то, что нам нужно.
Боль - это слово эхом пронеслось в ее голове. Она нервно рассмеялась, глядя на свои босые ноги. Она смеялась и ругала себя за доверчивость, что поверила ему, что если будет подчиняться ему, то он пощадит ее, не сделает ей больно. Но не для того они привязали ее к гребанному распятью, чтобы просто смотреть на нее. С самого начала
