воли или планирование. Кратчайший путь к самопознанию пролегает не через нас самих: «Решение наших проблем – снаружи, в новом способе восприятия нашей ситуации. Для этого нужно позволить всему, что нас окружает, нас найти». Рустан приводит в качестве примера женщину, которая обратилась к нему за советом, потому что не могла оставить в покое своего ребенка и постоянно к нему придиралась. «Я предложил ей скрестить указательные пыльцы и подождать, когда они разъединятся, – без всякого намерения это сделать и не стремясь к этому. В какой-то момент женщина забыла, зачем пришла. Через пятнадцать – двадцать минут пальцы клиентки разъединились, и она принялась рыдать».
Женщина вернулась через неделю и сообщила, что ее отношения – не только с ребенком, но и с людьми в целом – улучшились. Другими словами, нет смысла размышлять, достаточно двигаться. Рустан в шутку называет это «тайной официанта» – ему нужно лишь выкрикнуть: «Позвольте пройти!» и двинуться вперед, не задумываясь, вместо того чтобы смотреть на полные чашки, которые он держит на подносе. «Крайне важно не размышлять, а позволить жизни во всех ее многочисленных проявлениях указывать нам путь», – заключает Рустан.
* * *
Отдавать жизни инициативу, доверять беспорядку и не бояться хаоса – пожалуй, это лучшее определение французского чутья, French flair, термина, рожденного на регбийном поле во время запоминающихся матчей. Именно тогда, когда, казалось, уже все потеряно, сборная Франции вдруг, словно пораженная собственной молнией, превращалась в неудержимых волшебников и зажигала игру. В одном из таких случаев команда показала образец коллективной гениальности, который вошел в историю современного регби как «попытка с края света». Тогда, 3 июля 1994 г., сборная Франции и правда была очень далеко от дома. Если точнее – в новозеландском Окленде. Там она играла против местной сборной, известной как All Blacks. За три минуты до конца сборная Новой Зеландии вела со счетом 20:16. Французам было нечего терять.
Их вингер и капитан Филипп Сент-Андре подхватывает мяч за 22-метровой линией, но вместо того чтобы, как обычно, пнуть его в аут, мчится прямо на соперника – вопреки всякой логике. Он уходит от трех ошеломленных противников, а четвертый пытается его поймать, но сбить уже не успевает. Он остается на ногах и ждет поддержки от двух мощных столбов, Бенезека и Калифано, а потом передает мяч Гонсалесу, который тоже решает сделать кое-что неожиданное. Вместо того чтобы лезть в схватку, как и положено хорошему отыгрывающему, он берет на себя роль полузащитника схватки и буквально оживляет мяч, который переходит к Дейло, а потом к Бенацци. Бенацци тоже пробует нечто необычное: делает финт, вытянув руки, уходит от захвата и нейтрализует двух соперников. «По-моему, я впервые сделал что-то подобное. Мы были в пылу борьбы, и я почувствовал, что такая штука может сработать»{20}, – вспоминает он. Мяч получает Нтамак, затем Кабанн. Это только добавляет здорового безумства: Кабанн угадывает, что у него за спиной Делегю, и с миллиметровой точностью делает пас. Все красиво, чисто, гладко. Французы, кажется, везде на шаг впереди. Они играют вдохновенно и смело, у них все получается. Делегю уходит влево, и на миг создается впечатление, что он заслонился судьей против неминуемого захвата. Он открывает путь для Аккосеберри. До линии еще 15 м, но Делегю уже поднимает руки в воздухе. Он знает, что его пас идеален и что все получится, хотя на него бросаются сразу три соперника. Все, что должен сделать Аккосеберри, – прижать мяч к груди и нырнуть в зачетную зону. Вот она, линия! Но это еще не все. Слева бегут Садурни и Сент-Андре, который не выключился из атаки и не отстал от мяча, несмотря на захват против него в самом начале этого игрового отрезка. Лоран Кабанн рассказывает: «Мы перестали ощущать толпу на трибунах и слышать шум. Мы были в одном метре от рая. Он находился там, за той жалкой белой полосой. И в тот момент могло произойти что угодно: офсайд, схватка, что-то еще». Аккосеберри остается только ворваться в зачетную зону, чтобы войти в историю, но он, как и положено при хорошей командной игре, передает мяч Садурни – а тот завершает атаку, которая длилась 27 с. Сборная Франции преодолела 80 м, а мяча коснулись 10 ее игроков. Если кто-нибудь спросит, что такое французское чутье, – вот оно. Французы в самый последний момент вырвали победу за счет блестящей комбинации. Шампанского!
Что за формула у такой алхимии? Этого не знают даже сами игроки. Аккосеберри говорит: «Когда находишься на поле, невозможно разложить по полочкам действие, потому что все происходит очень быстро, а ты сам вовлечен в него лишь на несколько секунд. Потом в памяти все как в тумане. Когда пересматриваешь повторы, диву даешься, потому что вся комбинация идеальна, как на тренировке. Но ты знаешь, что удачную попытку на тренировке никогда невозможно повторить на поле». И все же Филипп Сент-Андре – тот, кто начал успешную попытку, – считает, что это плоды определенной культуры:
Матч близился к завершению, мы были на другом конце света, до линии было еще очень далеко. Но, на мой взгляд, это типично французская попытка: смесь продвижения мяча через трехчетвертных, перекрестных передач, аккуратных пасов назад, чутья… Эта попытка олицетворяла все наследие, всю культуру французского регби. Мы играем против англосаксонской команды, но умудряемся на 80-й минуте занести попытку из ниоткуда. Это потрясающее воспоминание!
И хотя нельзя с точностью воспроизвести ту попытку – результат коллективной импровизации, – можно выделить принципы, которые позволили ее осуществить, дух и стиль игру à la française.
Это не первый раз, когда Франция победила благодаря подвигу в экстремальных условиях, бросающему вызов всякой логике. Этому феномену должно быть какое-то объяснение. Может, у французов монополия на внезапную коллективную гениальность? Серж Бланко, еще одна икона французского стиля, который организовал похожую попытку в легендарном полуфинале чемпионата мира против Австралии в 1987 г., относится к подобной идее без особого энтузиазма:
Что это вообще такое – «французское чутье»? Это когда думаешь, что все пропало, и говоришь себе: нам больше нечего терять. Это в некотором роде даже трусость. Мы способны создавать ситуации, когда нам удается все перевернуть, – именно потому, что, как нам кажется, все потеряно. Но, положа руку на сердце, почему бы не играть с первой минуты так, как мы начинаем играть на 75-й?
И то верно. Но если бы французское чутье рождалось из чувства бессилия, оно было бы всего лишь разновидностью энергии отчаяния. Гордиться тут особенно нечем. Но суть не только в этом. Если упрощать, то там, где англосаксы играют разумом, французы делают ставку на интуицию. Пьер Вильпрё, который играл за сборную, а потом ее тренировал, считается одним из главных приверженцев этой традиции. Он говорит: «Было время, когда англичане играли более прагматично, даже стереотипно, – и тогда Франция стала развивать более креативный стиль. "Французское чутье" – как раз проявление инициативы, порой неожиданным образом. Чтобы прочитать ситуацию, требуется некоторая сообразительность». Таким образом, дело не в случайности или отчаянии, а в способности всей команды действовать и как единое сплоченное целое, и как подвижное скопление индивидуумов: каждый способен свободно читать игру и на ходу адаптироваться к беспорядку. «Вдохновение», «ситуационный интеллект» – можете называть такое умение импровизировать как угодно. Так или иначе, цель – действовать на поле словно джазовый ансамбль. Каждый игрок должен быть готов следовать за партнером и поддерживать его столько, сколько потребуется. Рене Делепласа считают теоретиком «тотального регби» – концепции, которая и породила «французское чутье». Делеплас был не только регбистом (игроком, а затем тренером в 50-х и 60-х), но и учителем математики. И, прежде всего, концертирующим музыкантом (играл на валторне). Рене был сторонником идеи вечного движения в регби, поиска гармонии между линиями в непрерывной импровизации. По сути, это он смоделировал «французское чутье». Парадокс регби в том, что даже при интуитивной игре все равно не обойтись без осознанности и досконального знания правил.
