непривычность-то болгарских блюд и заставляет Ваших героев извлекать из багажа собственные запасы. «Петр Савельевич с женой долго завтракали привезенными из Москвы продуктами: югославской баночной ветчиной, индийским растворимым кофе» (стр. 5). Даже забавно делается от противопоставления болгарским блюдам такой заведомо нашей пищи, как югославская ветчина и индийский кофе.
Но вернемся к самому Петру Савельевичу. Для читателя облик героя должен сложиться из впечатлений, полученных Петром Савельевичем от посещения Болгарии. Из мыслей, которые занимают Вашего героя наиболее неотступно.
Читатель узнал бы, что Петр Савельевич, хотя и таясь, поглядывает на молоденьких женщин с нескромными мыслями. Читатель убедился бы, что Петр Савельевич чистит зубы, купается в море, завтракает и обедает. Впрочем, все это еще не столь необычно, чтобы характеризовать героя полно.
Есть, однако, у Петра Савельевича постоянная мысль — скаредная мысль о деньгах. Еще в Москве он переживал, что «одна дорога чуть ли не сотни три стоит» (стр. 1). Дальше в рассказе мелькнет эпизодическое упоминание о переезде с одного болгарского курорта на другой: «Туда и обратно выходило не так уж дорого. Не дороже обеда в стеклянном ресторане» (стр. 7). «Потом они закусывали в маленьком кафе на набережной. Цены здесь оказались вдвое против созопольских, хотя пиво и еда были теми же» (стр. 8). «Это ж сколько надо зарабатывать? — подумал Петр Савельевич. — У нас и начальник главка столько не получает» (стр. 8).
На первой странице Петр Савельевич «вспоминал, сколько своих, кровью заработанных денег было обменяно на эти непонятные «левы». Правда, как-то непонятно его благостное настроение, когда, попав в Болгарию и найдя по готовому адресу жилье, Петр Савельевич несколько добродушней относится к проблеме денежных трат: «Платить надо было недорого, всего пять левов, что совсем уж чепуха по сегодняшним южным понятиям» (стр. 2). Очевидно, здесь Вы излагаете лично свой интерес к стоимости жилья на болгарских курортах, но какое отношение имеет этот Ваш интерес к рассказу? Ведь роль рассказчика в Вашем произведении пассивна. А сам Петр Савельевич не мог бы сделать вывода о дешевизне или о дороговизне нанятого жилья, так как еще не успел разобраться с «этими непонятными левами», да и не имеет опыта найма такого жилья — для сравнения.
Естественней, когда Петр Савельевич отправляется с женой по магазинам — а она покупает какую-то юбку. «Стоила тридцать семь левов. Петр Савельевич чувствовал, как накипает в нем злоба» (стр. 5).
Итак, перед нами откровенно мелочный человек. Читать о его «денежных» мыслях — неприятно. Если бы рассказ предполагал выдать нам с головой именно мелочного, малоприятного пошлого героя, то все эти денежные прикидки и рассуждения были бы вполне на месте, служили бы свою несомненную службу. И было бы вполне понятно, почему куркуль Петр Савельевич не только в заграничной поездке, но и на улицах родного города чувствовал себя чужим, неуклюжим — и искал спасения в прикладывании к горлышку бутылки, в длинных и жадных глотках, поскольку иным способом не мог избавиться от ощущения мучительной и постыдной грани между окружающими людьми — и его собственной, столь ограниченной, жадной и мелочной натурой.
Нет, не верится, что, возвращаясь из чуждой заграницы домой, Петр Савельевич являет собой человека широкой души, крупных интересов. Всю свою мелочность вывез он на болгарские курорты — и с нею же возвращается обратно: ведь не оставил же он за границей самого себя.
И чрезвычайно странно, что всего этого не почувствовал сам автор; что самому автору не оказались вполне чужды откровенно уродливые черты своего героя. Еще удивительней, что именно за таким героем рассказ оставляет жизнеутверждающую силу.
Думается, что не стоит поднимать вопроса о публикации «Белобрысенькой».
По поручению редакции журнала «Знамя» — В.Л.
* Из недалекого будущего *
Водочный фонтан в Тюмени
До чего богата земля наша! Казалось, все из нее выкачали, вычерпали, выдоили. Ан нет! Возьмет и преподнесет сюрпризец…
(Народная шутка)
На одной из скважин в Тюмени случилась история.
Однажды на рассвете, когда иней белым узором расписал буровые, вдруг из земли ударил фонтан. Но не черный, как часто бывало в подобных случаях, а белый, будто и его разукрасил иней.
Бурильщики бросились к вышке, но разливанное море преградило дорогу. А сверху все лило и лило. Ветер то уносил, то швырял в лицо водяные брызги. И самое поразительное — запах бьющей из-под земли жидкости. Особый и неповторимый запах только что распечатанной водки.
Бурильщики опустились на колени и припали губами к водяной поверхности.
Слух о происшествии в Тюмени всколыхнул страну.
Народ не отходил от телевизоров. Неужели правда? Неужели на этот раз нас не обманывают? Но почему она такого странного молочного цвета?
Один ученый высказал предположение, что две молекулы нефти пол большим давлением могут превращаться в одну молекулу спирта. Правда, для этого необходимо еще воздействие радиации, которого в данном случае не было. И тогда другой ученый докопался, что лет двадцать назад здесь взорвался завод по переработке атомных отходов на краски для кинескопов. Этому фату тогда не придали значения: кое-кого поснимали с работы за нехватку отечественных кинескопов, а вот теперь последствия, видимо, сказались… Белый цвет? Ну, это совсем просто — кальций, известняк. И вкуса не портят, и даже полезны в небольших количествах.
И народ поверил. Народ устремился в Тюмень.
Штурмом берутся поезда. Автобусы, мотоциклы, скот— все движется в сторону Тюмени. Март месяц, время не подходящее для отпусков, но все хотят отдыхать именно в марте. Кого не отпускают, сами уходят. Пробовали выставлять заградительные отряды — исчезают в неизвестном направлении. И жаловаться некому — молчат все телефоны. Молчат.
На берегу озера раскинулся палаточный городок. С утра разными компаниями усаживаются на бережку. Душевные разговоры, всякие «ля-ля». Кто с ведерочком, кто с бидончиком «по воду» ходит. Не торопясь. А куда спешить? И детишки рядом. И голова не болит: как там у них в садике? Здесь же и воспитательница. И каждый видит, когда от детишек ее пора уводить. Все по-доброму, по-людски. И коммунисты, и реформаторы, и какие другие чучмеки — одна дружная семья, как при Сталине. А забуянит кто, про Ельцина вспомнит или курс доллара — мигом под ручки-ножки, да в палаточку. Проспится чуток, и вот уже сам с улыбочкой выходит.
«Простите, Христа ради. Дьявол попутал».
В полдень костерок разжигают — супчик, кашка. Мясца захотел — иди дичь
