сегодня делать. «А что тебе интересно?» – последовал вопрос, на который я ответил, казалось бы, противореча самому себе: «Делать что-то новое». «Новые песни писать?» «Нет, ведь получится то же самое». «Новые каверы добавить в репертуар?» «Только не это!» «А что?» И я ответил: «Обозначить старое и распрощаться с ним, дабы понять, что есть новое». Я подразумевал запись в студии. Мы обязаны были записать исполняемый нами материал в студии, поставить птичку на этой вехе (как группа и сделала ранее, что и дало мне возможность ориентироваться на их альбом и создать что-то отличное от него) и идти дальше. Но эта идея была забита сразу в силу финансовых ограничений. Я попытался возразить, мол, не обязательно жить в студии, достаточно записать живьем костяк песен, а потом уже дорабатывать их по мере возможности. Мы могли хотя бы эти полгода так использовать, а не убивать, деря глотку и кривляясь перед парой-другой завсегдатаев «Ямы» … Я помню, как ранее предложил добавить в состав клавишные, желательно женщину, однако и эта идея была воспринята в штыки. Играть все в чисто акустическом варианте – тоже «не наше». Что ж, я тоже могу что-то не принимать, и я принял решение идти дальше.»
Если ты узнаешь, что именно он решил, ты удивишься.
– Играть соло или набрать состав?
– Хитришь, предлагая оба варианта. Конечно же, либо единственное число будет, либо множественное. Но это хорошо, что ты все еще веришь в дух нашего героя. А он жив, хоть и противоречив. Да, он сразу же принял решение играть соло, но опять каверы, однако совершенно другие, и набор их был довольно дерзким. Его увлечение Миллером с годами выработало в нем какое-то чувство, позволяющее легко перекладывать групповую вещь на один инструмент. Для нового состояния он выбрал гитару как рабочий инструмент, влез в долг, купив себе новую красную акустику, набрал песни, которые он хочет и может исполнять – отсеивал он их тщательно, и начал с предложения прослушать себя не где-нибудь, а в «Off»-е!
«Я чувствовал, что не смогу сидеть, сложа руки. Мне необходимо было глубже уходить в инструмент, благо гитара сам открывала мне свои секреты», – говорил он.
Цепочка противоречий не закончилась на покупке гитары в долг. С финансами у него, как и всегда, была напряженка, но он решительно сделал этот шаг.
– Подожди, а что насчет зависимостей? Речь шла о каких-то зависимостях, которые он правильно сумел оценить или увидеть, помнишь?
– Зависимость будущего от прошлого и настоящего, зависимость следствия от причины, ну или в данном конкретном случае зависимость неудовлетворенности жизнью от способа ее проживания и зависимость ощущения счастья от пребывания в состоянии творения. Что-то в этом роде.
– Тоже мне, философ. Ладно, продолжай. Речь шла о цепочке противоречий.
– Денег мало, а гитару купил. Однако именно в это самое время ему было предложено участвовать в многообещающем с финансовой стороны, но уж очень попсовом проекте, в котором он играет до сих пор. Лично мне так видится та музыка, которую он с ними играет.
– А что именно? Мне не довелось их услышать.
– Эстрада, мировые поп-хиты, фанк, даже что-то из рэпа.
– Ты знаешь, мне кажется, он прав в том смысле, что репертуар этой группы, в отличие от музыки уже бывшего его состава, будут слушать – танцуя ли, попивая ли алкоголь, снимая ли женщин или цепляя парней, но будут точно! На такую музыку ходят, потому что она гарантирует расслабуху и не вводит в никому не нужный интеллектуальный напряг. Плюс ко всему, если за это платят деньги…
– Гарантированные деньги! Кстати, именно так он и мотивировал свое желание играть в этом составе. Еще он добавил, что ему было это интересно, хотя я знаю точно, что он не знал практически ни одной из предложенных ему вещей. И это идеально ложится в его позицию, изложенную мной несколькими минутами ранее.
– Получается, что он ушел от каверов и пришел к каверам.
– И что примечательно – в обоих своих новых воплощениях: и в соло, и в этом составе!
– Именно! Плюс ко всему, он прекратил играть чтобы начать играть. Отдал деньги, чтобы получать. Он – Мастер противоречий.
– Ну да. Ему сейчас интересно то, что никак не могло показаться интересным тогда. И главное здесь то, что он сейчас совсем не ощущает себя угнетенным, несмотря на то, что музыка эта не определяет его внутренний мир.
– Говорю тебе: он – Мастер!
– Еще один интересный момент заключался в том, что этот состав оказался очень текучим. Музыканты там все очень способные, но амбициозные, и, в отличие от него, имеющего постоянную работу, живущие только за счет отыгранных часов. Они участвовали в различных сторонних проектах, и дошло до того, что для некоторых из них этот проект сам уже начал являться сторонним. Кстати, именно поэтому ему и предложили занять место «слабого звена». Он же, не заинтересованный в постоянной игре где-то «лишь бы платили», осел в этом коллективе и, быстро придя в должную форму, созерцал то, как его коллеги распылялись на участия во всевозможных группах, вследствие чего постоянно вынуждены были разрешать временные конфликты, распределяли свои дни по часам, выходили в тираж и теряли себя. Душа за них у него не болела, как и за сам коллектив. Он знает: он свободен, и преспокойно воспримет известие о том, что этот состав более не может существовать, если этому суждено произойти.
– Думаешь, он стал жестоким?
– Нет, скорее он стал реалистом… Вообще-то… Вообще-то у него в голове возник еще один проект, о котором он пока не распространяется. Говорит, что вы все услышите о нем в скором времени. На мой вопрос: «Неужели свои песни решил исполнять?» он сказал: «Это позже», и добавил, что на этот тайный проект ему и нужны деньги, которые в состоянии заработать работой в том, попсовом.
– Явно будет что-то неожиданное. Мы уже привыкли к его сюрпризам в последние годы. Ах, если бы он ранее осознал свой потенциал, может быть он не дошел бы до сегодняшнего состояния, жизнь его могла сложиться иначе… Так что же с этой женщиной?
– Да, теперь об этой женщине… Тут я знаю далеко не все, а то, что знаю нужно будет правильно изложить… Даже не знаю с чего начать… Боюсь ненароком добавить какую-то отсебятину, или если вдруг окажется, что информация не соответствует действительности… Пусть эта часть нашего разговора останется между нами, ладно?
– Не беспокойся!
– У него всегда была слабость к женскому полу. Именно слабость. Он не мог
