2010-х годов в рамках постидеологии сформировались такие концепты, как альтернативные правые, неореакционное движение, а также отчасти некоторые популярные псевдолевые концепции современного Запада (среди них можно вспомнить эклектичное BLM — фактически движение, радикальные группы которого возрождают «чёрный расизм» как мейнстримное явление, при этом маркирующее себя как левое).
К сожалению, в настоящее время мы вынуждены констатировать, что ожидать улучшений в данном вопросе не приходится: с конца 2010-х годов по настоящее время на Западе и по всему миру продолжается рост атомизация общества, распад горизонтальных связей, распространение аномии. Во многом этому способствовала пандемия COVID-19.
На фоне последней значительный рост популярности получили разнообразные конспирологические теории ультраправого толка.
Кризис демократических институций на Западе, постепенная поляризация общества и экономический кризис вносят свою лепту.
Так, большую роль играет общественная поляризация. Западный либеральный мейнстрим активно внедряет идеи толерантности, инклюзии, гендерной нейтральности, «новой этики» и «новой нормальности» (все эти понятия тоже, в сущности, составляют одну из разновидностей постидеологии). Само по себе это не составляет такой проблемы, как тот факт, что в ответ эти меры вызывают огромное неприятие со стороны консервативного обывателя и рост ультраправых настроений, которые уже вылились в избрание Д. Трампа в 2016 году, последующий штурм Капитолия, а теперь и победу ультраправых на выборах в Италии.
Необходимо отметить в данном вопросе тот факт, что хотя этические и культурные нововведения, кратко именуемые в России «новой этикой» формально маркируются как левые или либеральные как их критиками, так и сторонниками, и во многом являются безусловно прогрессивными, — всё же не затрагивают экономическую основу капитализма, а местами и реставрируют более архаичные, даже докапиталистические формы общественных отношений, укрепляя тем самым общественное неравенство.
Нельзя забывать и о том, что вместе с «новой этикой», «экологичностью» и инклюзивностью либеральными правительствами внедряются и принципы «бережливой экономики», «шеринговой экономики» и «новой нормальности».
Суть всех этих концепций сводится к тому, что граждан стараются примирить с тем фактом, что они в обозримом будущем будут жить всё хуже и хуже.
Так, «новая нормальность» предполагает, что явления, которые раньше считались кризисными, теперь получат статус нормальных.
«Бережливая экономика» предполагает сознательное ограничение потребления со стороны низших и средних слоёв во имя сохранения экологии, а шеринг фактически сводится к массовому отказу от личного имущества в пользу аренды и отказу от постоянной занятости в пользу «экономики платформ» с минимальной защитой трудовых прав.
Ввиду углубления и распространения мирового политического и экономического кризиса, а также по причине отсутствия заметной антисистемной и антикапиталистической инициативы снизу — скорее всего в обозримом будущем мы будем наблюдать продолжающийся рост и ветвление постидеологических концепций.
Глава седьмая
Woke-культура — противоядие или новая проблема?
2017-й год открыл нам эпоху MeToo и массового, впервые по-настоящему массового феминизма. Не навязываемого сверху и не развиваемого относительно большой группой студентов и студенток из среднего класса, как это было в ранней Советской России или на Западе в эпоху молодёжных протестов 1960–1970-х.
Мы живём в удивительное время. Двадцатые годы двадцать первого века уже окрестили «новыми шестидесятыми». По всему миру мы наблюдаем уникальный рост новых общественных движений, подъём интереса к политике у миллионов трудящихся граждан. Где-то этот подъём приобретает характер митингов, манифестаций, интеллектуальных дискуссий, где-то — из-за него даже начинаются революции (как мы недавно видели на Шри-Ланке, а теперь видим повсеместно).
Во всём мире, включая страны Запада, резко выросла не только протестная активность, но и интерес молодёжи к левым идеям. Эта тенденция особенно усиливается в последние два года в связи с экономическим кризисом, вызванным последними событиями на Украине.
Повсеместно происходят бунты, мятежи, вызванные повышением цен на углеводороды. Вслед за нефтью и газом в цене растут и другие товары. Уровень жизни в странах Первого мира стремительно падает, а издержки кризиса снова и снова списываются за счёт самых бедных слоёв населения.
Тем не менее, все аналогии хоть с двадцатыми годами прошлого столетия, хоть с молодёжной революцией шестидесятых — должны делаться весьма осторожно, с известной поправкой на отличия и реальную жизнь вообще. В конце концов леворадикальная идеология с тех пор проделала немалый путь, отмеченный как множеством успехов, так и значительными поражениями.
Оформился, пережил расцвет и канул в Лету автономизм. Экологическая повестка из маргинальной превратилась в мейнстримную даже для таких периферийных стран, как Россия. Поднялся на небывалую высоту и рухнул альтерглобализм начала 2000-х годов.
В настоящем предисловии не место анализировать эти явления с точки зрения их движущих сил, причин их подъемов и поражений, не место здесь и для указания на ошибки их руководства.
Куда уместнее будет поговорить о современных движениях.
После заката альтерглобализма в конце 2000-х и начале 2010-х годов, в революционном лагере стран Запада и отчасти Третьего мира наступило некоторое затишье.
Альтерглобализм умер как коалиция, «левый поворот» в Латинской Америке стал всё сильнее буксовать, показывая свои изначальные проблемы всё сильнее. Правда, случилась революция в Непале, но это не оказало большого воздействия на остальной мир, а сами маоисты быстро столкнулись как со внутренними проблемами, так и с экономическим давлением якобы дружественного, а на деле глубоко враждебного Китая.
У нас в стране ситуация несколько отличалась от мировой: на это время выпали и пик уличных войн между неонацистами и левыми, и лимоновская коалиция «Другая Россия», и митинги на Болотной площади.
Тем не менее, этот период постфактум можно охарактеризовать как время хоть и насыщенное событиями, но всё же в известном смысле болотистое.
«Это была скучная дичь» — сказала про нулевые годы одна из левых активисток, активная участница и той политической эпохи, и нынешней.
Эпоха уличных войн и широких коалиций левых и либералов отличалась весьма эффектными действиями (в том числе и прямыми) и высоким уровнем насилия. Драки с полицией и неонацистами, леворадикальные рок-концерты, попытки анархической герильи и так далее.
Тем не менее, в теоретическом и идеологическом отношении та эпоха оказалась удивительно пуста.
И левые, и правые, и либералы того времени пользовались для агитации весьма устаревшими идеологическими конструктами.
Либералы аппелировали к ценностям и идеологемам времён Перестройки, правые поддерживали антииммиграционную политику и склонялись подчас к обычному белому расизму.
Левые поделились: некоторые из них пытались оппонировать власти со стороны «советских ценностей», так же, как делали это и в девяностые годы. Другие — и таковых оказалось меньшинство — пытались увязаться вслед за либералами под лозунгами свободных и честных выборов и демократизации.
Разумеется, оба направления оказались тупиковыми: патриотический «Левый Фронт» во главе с Удальцовым превратился в почти системную политическую силу, тогда как
