техасцы лучше нас умеют хвастаться.
− Но почему тогда священник так испугался?
− Что ж, Шмель, это что-то вроде, я не знаю, священной земли, не совсем так, но что-то вроде того. Хотел бы я иметь какое-то документальное подтверждение, я бы поискал, но никто ничего такого не писал. Я просто знаю, что эта территория важна для мексиканцев, там обитают какие-то магические силы. Как ты знаешь, по первоначальному договору границы штата были другими. Мексика хотела сохранить Шмеля и отдать нам Ногалес. Но мы хотели получить миловидную квадратную границу и конечно, спорить с нами они не могли.
Бейкер хихикнул.
− Согласно легенде, сдерживать американских солдат мексиканцам помогла магия, даже когда в них стреляли, они не умирали.
Я посмотрел на него, у меня вдруг все похолодело внутри.
Они не умирали?
− Как я уже говорил, я бывал там, − сказал Бейкер. — И я не верю во всякие фокусы-покусы. Но, черт возьми, и не могу полностью исключить зловещие слухи.
Когда я вернулся в Феникс, уже почти стемнело, я решил направиться прямиком домой.
Меня поджидала полиция.
Лейтенант Армстронг стоял, склонившись над капотом автомобиля. Когда я подъехал, он выпрямился. Лейтенант что-то жевал, я пошёл к нему, он плюнул на землю у моих ног.
− И сколько ты уже здесь? — спросил я.
− Не долго. Пять-десять минут.
Армстронг улыбнулся во весь рот, но его поросячьи глазки остались напряженными.
− Чего тебе от меня надо?
− Хочу, чтобы ты прокатился со мной.
Лейтенант кивнул головой, офицер в штатском открыл дверь машины. Армстронг снова сплюнул.
Я перешагнул коричневое пятно на тротуаре и забрался на заднее сидение.
Вскоре я стоял у края местного кладбища и смотрел, куда указывает Армстронг. Десять или пятнадцать могил были раскопаны, гробы и все прочая утварь исчезли, остались только залитые грязью дыры в земле. В одной из могил, как сказали мне в машине, похоронили Тринидада.
В Аризоне не тратили время, когда хоронили «нищих».
− Ты что-нибудь об этом знаешь? — спросил лейтенант.
Я покачал головой.
− Да ну, это же твои люди.
− Мои люди?
Он сплюнул.
− Ты ведь понимаешь, о чем я. Пожиратели чили. Месикенс. Гонзалес. Все эти парни. Я же знаю, ты в курсе, что происходит.
− Не в курсе, − сказал я. — Правда, не в курсе.
Армстронг посмотрел на меня. Я видел в его глазах ненависть.
− Знаешь кто ты? Ты предатель. Ты…
Он замолчал, посмотрел на меня, не мог подобрать слово.
− Снаружи белый, а внутри смуглый? Внешняя сторона кокосового ореха?
− Я не знаю, − сказал я ему. — Но я знаю, что ты снаружи круглый, и говно внутри.
− Что?
− Ты ублюдок.
Он ударил меня, я свалился с ног. Удар был не слишком сильным, но я оказался не готов. Он попал мне прямо в живот. Я постарался вдохнуть, судорожно глотал воздух, но у меня словно легкие атрофировались.
Армстронг пристально смотрел на меня, смотрел, как я лежу на земле, схватившись за живот. Его лицо было бесстрастным, но я знал, что внутри он улыбался.
− Можешь идти домой, − сказал он, и отвернулся.
Потом я встал, восстановил дыхание, назвал его горбатым мешком протухшего расистского дерьма, и пошёл домой.
Лейтенант плюнул в мою сторону ещё раз. Когда я прошёл уже полквартала, он промчался мимо меня на машине.
На следующее утро я проснулся вспотевшим. Почему-то ночью иногда барахлил вентилятор, тем самым лишая мою спальню и слабого дуновения воздуха. Тогда оделяло, которым я накрывался, прилипало к моей липкой коже. Я чувствовал себя уставшим, но не настолько, чтобы оставаться в постели и терпеть жару. Я встал и пошёл в ванную принять прохладный душ.
Заглавной утренней новостью было убийство отца Лопеза.
Я стоял на кухне, все ещё мокрый после душа, с пустой чашкой кофе в руке. И тупо смотрел телевизор, стоявший в гостиной. Съемка велась прямо с места происшествия. Блондинка-репортер стояла посреди группы людей перед церковью, оператор хорошо подчеркнул фон. На парадной лестнице лежало лицом вниз тело отца Лопеза. Даже по телевизору я разглядел темную кровь, что текла по лестнице маленькими водопадами.
Я слышал имя Лопез, слова «убит» и «подпольное движение», но я не слушал журналистку. Я уже оделся, бросил металлическую чашку в раковину, на ходу схватил ключи, и побежал к двери.
Когда я приехал, санитары коронера грузили тело, закутанное в мешок священника, в автомобиль скорой помощи. Армстронг и ещё один офицер тихо беседовали с полицейским фотографом. Команда из теленовостей упаковывала вещи и готовилась к отъезду.
Я не настолько близко знал отца Лопеза, чтобы сильно горевать о его смерти. Обычно такие сильные чувства, мы оставляем для людей, потеря которых отразится на всей нашей жизни. Но я испытывал боль, отвращение и сильную злобу. Я подошёл к Армстронгу.
− Что случилось? — спросил я.
Он посмотрел на меня, но ничего не сказал. Лейтенант отвернулся и продолжил беседовать с фотографом.
− Кто это сделал? — спросил я.
Лейтенант даже не посмотрел в мою сторону.
− Пристрелили из проезжавшей мимо машины, − сказал он.
Я пошёл по церковной лестнице. Я знал, что иммигранты давно ушли, наверняка убежали как только послышались выстрелы, но мне хотелось осмотреть место преступления самому.
− Убирайся отсюда! — сказал Армстронг.
Теперь он смотрел на меня. Громкость его голоса не уступала злобности, написанной на лице. Он тыкал в меня пальцем, произнося каждое слово:
− Это место преступления и тебе не положено тут находиться. Не хочу, чтобы ты испортил улики.
Я мог бы с ним сцепиться, имел на то право — я детектив, у меня есть лицензия, моего клиента только что убили — но у меня не было настроения. Кроме того, я знал, что наверняка не найду, чего не запротоколировала бы полиция. Я осматривал толпу, искал знакомые лица. Увидел Хулио и пошёл к нему.
Певчая пташка выглядел нездорово, но когда я подошёл ближе, то увидел, что у него просто лицо перекосило от злости. Злости с легким налетом страха. Я подошёл к Хулио.
− Что случилось? — спросил я.
Он на секунду уставился на меня, словно не понял, кто я, но потом сосредоточился и узнал.
− Это был реднек, − сказал Хулио.
Я кивнул. Тоже подумал на него.
Хулио огляделся, желая убедиться, что никто в толпе нас не подслушивает.
− Мы его схватили, − сказал он.
− Что?
Хулио подошёл ко мне, и начал шептать
