три года?
15. Скромность Бога[24]
Мой проект представляет собой первый в истории научный эксперимент, могущий раз и навсегда разрешить вопрос о бытие Бога. В данный момент мы способны указать на определенные признаки Его существования, но их можно интерпретировать и в противоположном смысле. То есть они неоднозначны и ничего не доказывают. Например, чудеса природы не убеждают тех, кто наиболее привык к ним, то есть ученых. О чем это говорит — о слепоте ученых или об умении Бога скрывать Свой лик?
Уолтер Перси, «Второе пришествие»
Самым подходящим моментом для разрешения вопроса о бытие Бога был период, когда Иисус жил на земле. Иисус располагал всеми возможностями для того, чтобы навеки заткнуть рот скептикам.
Если бы, скажем, мой друг Ричард был современником Иисуса, он мог бы потребовать доказательств от самого Иисуса. «Говоришь, ты — Сын Божий? Прекрасно, так докажи это!» Мы можем догадаться, какой ответ получил бы Ричард, поскольку Иисусу не раз приходилось принимать подобный вызов. Когда фарисеи требовали от Него чудес, Он с гневом называл их «род лукавый и прелюбодейный». Когда царь из любопытства попросил у Него чуда, Иисус отказался удовлетворить его желание, хотя тем самым мог бы спасти Свою жизнь.
Почему Бог ограничивает Себя? Быть может, ключ к этой проблеме мы найдем в первом эпизоде служения Иисуса, в искушении — экзамене, подготовившем Его к служению.
То было наиболее драматичное столкновение: Иисус против вождя всех скептиков, против самого сатаны, на фоне морщинистых, растрескавшихся холмов палестинской пустыни. Сатана тоже требовал доказательств: «Если Ты — Сын Божий…» Он предлагал Иисусу превратить камни в хлеб, испытать, спасет ли Его Бог, искушал Его властью над всеми земными царствами.
Я думаю, что для Иисуса вызов, брошенный сатаной, был настоящим искушением, а не театральным поединком с заранее известным исходом. Всякому, кто постился сорок дней, ломоть хлеба покажется соблазнительным. Того, кого ждут пытка и смерть, не может не привлечь обещание физической безопасности. Что же касается блеска и слава всех царств земных — разве пророки не обещали Мессии неограниченной власти?
Предмет любого из трех искушений был доступен Иисусу, на все это Он имел изначальное право. Сатана, по сути дела, указывает Ему более короткий и легкий путь для достижения Его же целей.
Русский писатель Федор Достоевский построил вокруг темы искушения свой шедевр «Братья Карамазовы». Иван Карамазов называет искушение Христа самым потрясающим из чудес — это чудо самоограничения. Если бы Иисус уступил искушению, Он бы утвердил свой авторитет не только в глазах сатаны, но и в глазах всего Израиля. По мнению Достоевского, сатана предлагал три простейших способа возбудить веру — чудо, тайну и власть — но Христос отверг их все. «Нельзя порабощать людей чудом и добиваться от них любви, которая должна быть свободной», — говорит Иван Карамазов.
Когда я перечитывал краткое, точное описание искушения у Матфея, а затем подробную философскую реконструкцию Достоевского, меня все больше беспокоил один вопрос: отличается ли искушение в пустыне от того, что происходило в ту ночь в комнате Ричарда? Ведь он точно так же требовал какого–нибудь сверхъестественного явления, луча света, гласа с небес, чего угодно, лишь бы получить безусловное доказательство всемогущества Бога. Или -— лучше уж я всмотрюсь в самого себя — чем отличается искушение от моей молитвы, почти требования, чтобы Бог вмешался и разрешил для меня ту или иную проблему?
Конечно, кое–какие отличия есть. И я тут же вспоминаю их хотя бы ради самооправдания. Ричард был Искренен, я действительно нуждался в помощи, мы оба взывали к Богу, а не пытались уличить Его или настоять На своем. И все же я не могу отделаться от сходства Между вызовом сатаны: «Бросься вниз», и призывом Ричарда: «Явись мне!» И в том и в другом случае мотив все тот же: Бог «должен» снять покровы и показать Себя. В обоих случаях Бог отказывается это сделать.
Тут же приходит на ум и другой пример самоограничения Бога. Это произошло в Иерусалиме, вблизи от того места, где сатана в третий раз искушал Иисуса. Иисус поглядел вниз с высокой горы и воскликнул: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» Иисус мог бы уничтожить Иерусалим одним словом, мог наслать на него легионы ангелов и силой добиться послушания — вместо этого Он лишь смотрит на город и плачет. Его скорбь и беспомощность — еще одно проявление самоограничения Бога.
Бог сдерживается, Бог прячется от нас, Бог плачет. Почему? Потому что Он не хочет полагаться на силу. Этот царь желает от нас не покорности, а любви, и потому не стирает с лица земли Иерусалим, Рим и другие столицы мира, а идет к нам медленным, тяжким путем Воплощения, любви и смерти. Он должен завоевать Свое царство изнутри.
Джордж Макдональд так объясняет путь Христа: «Он не сокрушает силу зла божественным всемогуществом, Он не осуществляет справедливость и не истребляет дурных, Он не воцаряется на земле и устанавливает на ней мир; Он не собирает детей Иерусалима под крылья — хотят они того или нет — и не спасает их от бед, которые пророчит Его душа. Нет, Он дает злу совершиться, Он довольствуется обескураживающими нас, не имеющими мгновенного эффекта действиями — помогает людям стать лучше, изгоняет сатану, а не только сдерживает его… Божья любовь к праведности выражается в том, что Бог помогает ей вырасти, а не насаждает ее силой… В своей земной жизни Иисус подавлял в Себе малейшее побуждение поторопиться, создать малое добро здесь и сейчас. Ему нелегко было преодолеть это искушение, когда Он видел, как попирают ногами старость и младость, невинность и праведность»[25].
Чудеса
Однако в земной истории Иисуса есть и другая сторона. Несмотря на то, что Его человеческая плоть была своего рода «маской» Бога — по сравнению с нестерпимым сиянием Славы в Ветхом Завете — и Иисус выказывал явное нежелание подавлять людей демонстрацией своего могущества, Он все же совершал чудеса. В Евангелии упомянуто по крайней мере три дюжины таких событий. Человек, участвовавший в трапезе пяти тысяч, присутствовавший при воскресении Лазаря или видевший, как Иисус словом успокоил бурю, не согласится с предложенным нами понятием «скромности Бога».
Тем не менее: Иисус мог бы совершать чудеса каждый день,
