Книга Счастье со вкусом полыни - Элеонора Гильм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
вечно следил за всем происходившим в доме. Степан устроился на некоем подобии качели – доске, подвешенной к изогнутому стволу рябины. Максимка вытянулся прямо на свежей траве.– Невеселый у тебя разговор с батюшкой был… Да?
Степан не видел надобности в том, чтобы посвящать младшего брата в его непростые отношения с отцом, зелен еще.
– О чем поговорить-то хотел?
– С тобой он совсем другой. Ванюшку вечно костерит, мол, глупый. Да жалеет, заступается за него. Меня любит, ворчит только для вида, а сам все прощает. А с тобой… батюшка говорит иначе. Строго как-то.
– Какой ты приметливый! – Старший брат дотянулся, потрепал по лохматой голове младшего.
– А хочешь, я попрошу отца…
– Поласковей со мною быть? – Степан не сдержал смеху. – То-то он бы удивился.
Отчего младший брат так привязался к нему, неведомо, лукавая игра судьбы. Максимка, последыш Марии Михайловны, появился на свет, когда Степан покинул душные хоромы в Сольвычегодске. Пять лет колесил по России и, обнаружив во время одного из приездов горластого младенца, только поразился: старые мачеха с отцом способны еще плодиться и размножаться.
Братец рос, с каждым приездом все нахальнее лез к Степану: щипал бороду, прыгал на коленях, безо всякого отвращения разглядывал культю – ему было тогда года три; звал на рыбалку, рассказывал о детских обидах. Не забывал брата от одного приезда до другого – хоть проходили долгие-долгие месяцы. Максимка был единственным родным для Степана человеком во всем роду Строгановых.
– Вечно же ты смеешься. Отчего с нами в Сольвычегодске подольше жить не можешь? Ванюшку отправим в Соль Камскую? Соль на Соль поменяем, – пошутил юнец и весь напыжился от гордости за свою шутку.
– Да хотя бы оттого, что помру я тут с тоски. Привык вольно летать – хотя с батюшкой воли полной не бывает.
– Да где ж тоска-то? Какая тоска? Мы с тобой на лошадях будем… На мечах драться! Степан, да столько всего! – с горячностью выкрикнул Максимка. Стало ясно, что готовился он к разговору, слова подбирал, да под насмешливым взглядом брата все позабыл. – Ну тебя! – пробурчал без прежнего напора.
– Максим, братка, сам знаешь, – не стал продолжать. Максимка и так понял, о чем он.
– А правда, что дочка у тебя от той…?
– Да. И об этом прознал!
– В нашем доме ничего не скроешь.
– Устами младенца глаголет истина, – хохотнул Степан.
– Ишь, младенца нашел, – надулся Максимка, но видно было, что это понарошку, забавы ради.
Степан легонько раскачивался. Как бы веревка не порвалась.
– Скоро вечерня, пойдем. Хватятся нас, батюшка осерчает – на кулачные бои не отпустит.
– Брат, я не о том попросить хотел. Хочу я мечом владеть и саблей, а отец запрещает.
– Как так? – Степан вспомнил занятия, что прерывались лишь на сон. С утра до ночи овладевали саблями татарскими да турецкими, стреляли из луков с самой тугой тетивой, крутились вокруг пищалей ручных да затинных…
– Да не так сказал… Не батюшка – матушка запрещает. Ногу себе переломал, она боится за меня. А я стал лучше прежнего, гляди! – Максимка подпрыгнул и пошел колесом по дорожке.
– После вечерни?
Веревка все ж не выдержала Степановой мощи. Доска упала на траву вместе с ним, братец подскочил, принялся его тормошить, ластиться, барахтаться, точно веселый щенок.
Славный малец.
* * *
Зримое воплощение могущества Строгановых возведено было из камня и расписано лучшими мастерами земли русской. Есть ли на Севере собор, равный Благовещенскому по величию замысла и красоте воплощения его?
Белокаменные глыбы привозили по Вычегде на особых судах, усиленных мастерами, дабы не перевернулись. Самые искусные кузнецы ковали железные решетки на окнах, не молотом орудовали – сердцем. Купола и кресты сусальным золотом крыли умелые золотильщики. Семнадцать лет назад Федор Савин и Степан Арефьев, привезенные из Первопрестольной, расписали собор.
Двенадцать колоколов – «Реут» в сто семьдесят пудов, «Лебедь» в пятьдесят семь, дар старших Строгановых. Среди круглобоких колоколов поменьше затесался «Жаворонок» – сорок звонких пудов от праведника Максима Яковлевича Строганова.
По давней, еще во времена Аники Федоровича установившей традиции все семейство медленно, чинно выступало на вечерню.
Максим Яковлевич, его сыновья Степан, Ванюшка и Максимка.
Иван Ямской с матерью, согбенной Софьицей, уцепившейся за Марью Михайловну.
Евфимия Саввична, молодая жена Ванюшки, шла, обняв длинным рукавом живот. Даже мужскому нелюбопытному взгляду сразу становилось понятно, отчего.
Казачки` с саблями за поясом сновали на два шага впереди, позади, справа да слева, берегли покой хозяев, зорко оглядывали улицы – не пришла бы кому в голову дурная мысль. Все люди, служившие Строгановым: дьячки, дворня, холопы, все, кроме оставшихся приглядывать за немалым хозяйством, шли в храм.
– Ты почаще бы приезжал, брат, – посетовал Ванюшка.
– Вы с Максимкой точно сговорились: оба жалуетесь, что редко бываю. Ишь любовь братская, – ухмылялся Степан.
Он шагал вслед за отцом – в ногу с Ванюшкой. Брат рассказывал ему про нового жеребца, про потешные бои, про того самого быка, чья мощь надорвала ему спину. Оставалось лишь кивать, издавать неопределенное: «Аха-а-а», Ванюшка и тому рад. Как такой пустоголовый народился в великомудром семействе? Одному Богу, шутнику, ведомо.
Степан жалел его супружницу: Евфимия, дочь мангазейского воеводы Саввы Пушкина, тяготилась глупцом. В доме отцовом порядок был заведен строгий: женщины на мужскую половину не лезли (вот бы разъярилась Аксинья!) и пиршества взаимные устраивались лишь по большим празднествам, но видел не раз, что молодая сероокая красавица всегда грустна. Нет в глазах тех искорок, что говорят о довольстве и женском счастии.
– Как твой первый сын? Отчего не расскажешь? – Степан вспомнил, как между делом отец сообщал о его рождении, в укор старшему сыну.
– А он… там. – Палец уперся в низкое, укутанное серой пеленой небо.
– Не знал, земля пухом.
– И года не прожил, – равнодушно сообщил брат. – Авось новое дитя крепче окажется.
Оттого Евфимия Саввична так печальна…
В храме уже собрались сольвычегодцы. Семья Максима Яковлевича Строганова чинно прошествовала к местам своим возле иконостаса, дворня растворилась среди нарядных горожан.
Каждый храм, выстроенный чаяниями уважаемого человека, на пожертвования его, людьми его и хлопотами, должен память о том иметь – в росписи и в деле. Ктиторское место, украшенное резьбой, напоминало об Анике Федоровиче, наглядно показывало всякому, чьи заслуги велики. Лучшие московские мастера соорудили его, без стеснения воспроизведя царское место в Успенском Соборе Кремля. Узорная сень[49] на четырех столбах, с башенкой и крестом, богато украшенная, расположенная подле алтаря, являлась законным местом моления старшего в роду.
Максим Яковлевич, проживший шестьдесят славных лет, по праву занимал ктиторское место после смерти дядьки Семена. Степан догнал отца
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Счастье со вкусом полыни - Элеонора Гильм», после закрытия браузера.