Койву наконец выудил со дна портфеля ключи, один из которых легко подошел к верхнему ящику стола. К моему разочарованию, там тоже были только деловые бумаги, счета, квитанции. Тем не менее я решила их взять с собой и позже спокойно изучить. Когда я убирала бумаги в портфель, из пачки вдруг выскользнула фотография. Улыбающаяся Пия на палубе парусника.
В дверь постучали, и в кабинет вошла плотная женщина лет пятидесяти. Она представилась как госпожа Лаакконен, секретарь Юкки. Она тоже была искренне потрясена его смертью и не пыталась скрыть слез, отвечая на наши вопросы.
Юкка был обаятельным человеком. Хорошим руководителем. Требовательным и строгим, но справедливым. Да, по долгу службы ему приходилось часто бывать в ресторанах и ночных клубах, поэтому у него всегда было с собой несколько корпоративных кредитных карточек. Он держал бумаги в полном порядке, и у него в папках всегда можно было найти любую нужную квитанцию.
— Приходилось ли вам когда-нибудь заниматься личными делами Пелтонена, например, организовывать встречи с друзьями?
Госпожа Лаакконен улыбнулась.
— Вообще-то это не входило в мои непосредственные обязанности, но я полагаю, что некоторые люди, с которыми он просил меня договориться о встрече, были его личными знакомыми, а не деловыми партнерами. Но это случалось довольно редко, — быстро добавила она, будто испугалась, что сказала плохо про покойного.
— Вы не могли бы вспомнить имена этих людей? Не беспокойтесь, в расследовании убийства важна любая мелочь, — продолжила я разговор. Слово «убийство» вызвало новый поток слез, и я отругала себя за глупость.
— Тулия Райала… какая-то госпожа Валгрен.
— Валроз? Пия Валроз?
— Да, наверное, Валроз. Еще ему часто звонили какая-то Тина и другие женщины, которые вряд ли были деловыми партнерами компании.
— У вас, случайно, не сохранился номер телефона этой Тины? — поинтересовалась я, вспоминая сообщение на автоответчике.
— Вряд ли. Да и понятно, что ему часто звонили девушки, ведь он был таким интересным молодым человеком.
Лаакконен не знала, общался ли Юкка с кем-нибудь из коллег во внерабочее время. Мы с Койву побеседовали еще с несколькими коллегами Юкки и с секретаршами в приемной. Все были потрясены случившимся. Но из бесед с ними я не почерпнула для себя ничего нового.
Койву же удалось разговорить завхоза, и он пришел ко мне с горящими глазами.
— Знаешь, парень утверждает, что между Пелтоненом и его начальницей что-то было. И что командировки Пелтонена в Эстонию были связаны с женщинами.
— У Марьи Мяки и Юкки? Ух ты! Хотя, конечно, следовало самим догадаться, ведь начальник — женщина. В Таллинне у него тоже была женщина?
Я позвонила завхозу по внутреннему телефону, но он отказался со мной разговаривать. Возможно, просто поделился с Койву как мужчина с мужчиной. А может, ему не хотелось, чтобы думали, будто он распространяет слухи о руководстве.
Мы снова вернулись в кабинет Марьи Мяки. К нашему приходу она успела успокоиться и привести себя в порядок — нанесла новый слой туши, подкрасила губы. Ее губная помада была того же цвета, что и след на краю бокала в шкафу у Юкки. Интересно, неужели у них действительно была связь? И как бы мне это выяснить?
— Вы были его непосредственным начальником. Не могли бы вы нам что-нибудь рассказать о его личной жизни?
— Он увлекался хоровым пением. Ведь они же как раз собрались на репетицию, когда он… то есть его… На мой взгляд, он слишком много внимания уделял этому хору.
Я вспомнила, что хор собрался на репетицию перед выступлением на корпоративном празднике как раз этой компании. А что, если Марья Мяки приревновала Юкку к кому-нибудь из хора и пришла проверить, с кем он проводит время?
— А где вы были в ночь с субботы на воскресенье?
Марья Мяки уставилась на меня, я увидела страх в ее широко раскрытых глазах.
— Что вы имеете в виду? Я была в Париже.
— Одна? С мужем?
— Со старшей дочерью. Муж был дома… в Вуосаари. — Она снова разрыдалась. Я продолжала безжалостно задавать вопросы, и в конце концов ситуация начала проясняться.
Мяки и Пелтонен были любовниками. Вечерняя работа, которая заканчивалась на диване в кабинете у Юкки, совместные ночи в номерах гостиниц в командировках.
— Только не думайте, что мы были друг в друга влюблены, — сказала она. — Скорее это был договор о сотрудничестве. Нам было хорошо вместе.
Договор о сотрудничестве. Тулия тоже так выразилась.
— В каком смысле договор о сотрудничестве? Вы давали ему деньги?
Марья Мяки даже покраснела от ярости.
— Послушайте, вы, молодая женщина, — прошипела она. — Прекрасно понимаю, что в ваших глазах я выгляжу почти старухой, но тем не менее мне не нужен жиголо. Я хотела секса, Юкка тоже. И никто никого не содержал.
Мяки думала, что ее муж ничего не подозревал. Она вернулась из Парижа в понедельник утром. Супруг ждал ее дома с ужасными новостями, которые ему сообщили коллеги жены, позвонив по телефону.
— Мартти с порога мне крикнул: «Теперь твой жиголо, слава Богу, мертв», — а рядом стояли дети и все слышали!
Очевидно, Мартти Мяки уже давно был в курсе дела. И Марья страшно боялась, что это он убил Юкку. Муж утверждал, что провел всю субботу и ночь на воскресенье дома в одиночестве. Младшая дочь уезжала на выходные в конный молодежный лагерь.
— Думаю, вы понимаете, что мне следует допросить вашего мужа. Где я могу его найти?
— Это сложно. Вчера вечером он уехал на неделю играть в гольф в Алжир.
Когда мы ехали на такси в Пасила, у меня просто голова шла кругом. Койву весело насвистывал, сидя рядом.
— Да он был действительно крутым парнем, — наконец произнес он. — И похоже, не пропускал решительно ни одной юбки. Ну может, не переспал только со своей пятидесятилетней секретаршей.
— Думаю, ее он тоже покорил. Ох, черт возьми, как жалко, что Мартти Мяки улизнул из страны. Если он убийца, то голову даю на отсечение, что обратно он не вернется. Но откуда он мог знать, что Юкка будет в Вуосаари? Я не смогу получить у Интерпола разрешение на его задержание с такими призрачными подозрениями. Слушай, Койву, я проголодалась. Пойдем перекусим что-нибудь, может, хоть мозги начнут работать.
Домой я вернулась после восьми. Выяснив местонахождение Мартти Мяки, я оставила ему сообщение с просьбой позвонить. Терять мне было нечего.
Меня настораживало то, что Марья Мяки так легко рассказала нам о своих подозрениях насчет мужа. Несмотря на шоковое состояние, она производила впечатление сильного человека, привыкшего управлять ситуацией. Может, она хотела, чтобы муж оказался виноватым? Или преследовала какие-то другие цели? У меня создалось впечатление, что смерть Юкки она использовала как фишку в своей семейной игре, вмешиваться в которую у меня не было ни малейшего желания.
