Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
И когда он наконец решил поделиться своими наблюдениями и размышлениями, которые по-прежнему интересовали его куда больше, чем ужин, то обратился не к нам, а к Тейлору, который как раз приступал к десерту, а на десерт он выбрал пирог, присыпанный тертым сыром.
— Мы еврейская семья, мистер Тейлор. Если вы не сообразили этого с самого начала, то поняли потом, когда нас вышвырнули из гостиницы как раз по этой причине. Сильный шок для нас. Его просто так не преодолеешь. Сильный шок, потому что… хотя такое могло бы случиться, и если бы этот человек не стал президентом, но он им стал, и он не любит евреев. Он любит Адольфа Гитлера.
— Герман, — шепнула моя мать, — ты напугаешь нашего младшенького.
— Наш младшенький уже полностью в курсе дела, — уверил он ее и вновь обратился к Тейлору. — Вам когда-нибудь доводилось слышать Уолтера Уинчелла? Позвольте мне процитировать его: Не подразумевает ли достигнутое ими дипломатическое взаимопонимание и других, не преданных пока огласке, аспектов? Не пришли ли они к согласию и по вопросу of американских евреях, а если так, то на чем именно они ударили по рукам? Уинчелл поразительно смелый человек. У него хватило мужества выступить с таким заявлением в общенациональном эфире.
Неожиданно один из посетителей подошел к нашему столику так близко, что практически навис над нами, — кряжистым немолодой усач с заправленной под ремень салфеткой. Судя по всему, ему не терпелось встрять в разговор. Ужинал он за соседним столиком — и вся его компания теперь смотрела в нашу сторону, с нетерпением дожидаясь дальнейшего развития событий.
— Эй, приятель, в чем дело? — сказал мой отец. — Отойдите-ка отсюда!
— Уинчелл еврей, — объявил усач, — он на содержании британского правительства.
В ответ на что руки моего отца, вооруженные ножом и вилкой, взметнулись в воздух словно бы для того, чтобы вонзиться в пивной живот усачу, больше похожий, впрочем, на рождественского гуся. Этот жест был достаточно недвусмыслен, однако усач не дрогнул. Я мысленно назвал его усачом, а не усатиком, потому что носил он не черные усики а ля Адольф Гитлер, а пушистые седые усы, придающие человеку сходство с китом, — во всяком случае, на кита был похож президент Тафт с точно такими же усами на розовой пятицентовой марке 1938 года выпуска.
— Пора бы завести дело на распоясавшегося еврейского болтуна, — продолжил усач.
— Хватит!
Тейлор, вскочив с места, вклинился при всей своей миниатюрности между исполинской фигурой усача и моим разъярившимся, но словно бы прижатым к столу отцом.
Еврейский болтун. Во второй раз за менее чем сорок восемь часов.
Двое мужчин в передниках, выскочив из-за стойки, подбежали к усачу и взяли его в клещи.
— Вы не у себя в салуне, — сказал ему один из них, — так что ведите себя прилично!
Приятели усача как бы в шутку утащили его обратно за столик. А один из мужчин в передниках подошел к нашему столику и сказал:
— Кофе за мой счет, и пейте его, сколько захотите. И позвольте мне угостить мальчиков еще одной порцией мороженого. И сидите здесь, ни о чем не беспокоясь. Я владелец заведения, меня звать Уилбером, и берите любой десерт — тоже бесплатно. И позвольте принести вам еще воды со льдом.
— Спасибо. — Голос отца звучал безжизненно, как будто вместо него заговорило какое-нибудь механическое устройство. — Спасибо. — Или как будто заело пластинку. — Спасибо.
— Герман, прошу тебя, — зашептала моя мать. — Давай уйдем отсюда.
— Ни в коем случае. Нет. Мы закончим ужин. — Он закашлялся, прежде чем смог продолжить. — Нам предстоит вечерняя экскурсия по Вашингтону. Мы никуда не уедем, пока не побываем на вечерней экскурсии по Вашингтону.
Другими словами, нас не спугнешь и не запугаешь, мы доведем до конца все, что наметили заранее. Для нас с Сэнди это означало еще по одной гигантской порции мороженого, которые меж тем подал на стол один из мужчин в передниках.
Через какую-то пару минут жизнь в закусочной пошла своим чередом: заскрипели стулья, застучали ножи и вилки, затренькали тарелки; разве что все стало самую малость потише.
— Еще кофе? — спросил у жены отец. — Ты слышала: за счет заведения.
— Нет, — пробормотала она, — не хочется.
— А вам, мистер Тейлор?
— Нет, спасибо, мне ничего не надо.
— Что ж, — сказал отец, обращаясь к Тейлору. Он все еще был не в себе, но, похоже, уже начал отходить. — А чем вы занимались раньше? Или вы с самого начала работали гидом по Вашингтону?
И как раз тут мы вновь услышали голос человека, ранее подходившего к нам, чтобы проинформировать, что Уолтер Уинчелл, подобно Бенедикту Арнольду в приснопамятные времена, продался англичанам. «Не волнуйтесь, — сказал он своим друзьям. — Евреев мы скоро вышвырнем».
Даже в здешнем шуме мы прекрасно расслышали его слова — тем более что он не счел нужным понизить голос. Услышали и все вокруг. Но половина посетителей сделала вид, будто ничего не заметила, они даже не оторвали взгляда от тарелок, тогда как другая половина — или чуть меньше, но в любом случае далеко не единицы, — издевательски посмотрела в нашу сторону.
То, как обмазывают дегтем и вываливают в перьях, я видел раз в жизни, в каком-то вестерне. Но тут я подумал: «Сейчас нас обмажут дегтем и вываляют в перьях» — и представил себе унизительный и удушающий слой грязи, которую никогда не смоешь.
Мой отец на мгновение замер, судя по всему, решая, то ли в очередной раз попытаться взять ситуацию под контроль, то ли выкинуть белый флаг.
— Я только что спросил у мистера Тейлора, — внезапно обратился он к моей матери, взяв обе ее руки в две свои, — чем он занимался до того, как стал гидом.
И посмотрел на нее как гипнотизер, только что произнесший ключевое слово, которое должно сломить волю гипнотизируемого и лишить его возможности действовать самостоятельно.
— Да, — ответила она, — я слышала. — И, хотя слезы вновь нахлынули ей на глаза, она, держа спину прямой, повернулась к Тейлору. — Да, расскажите нам это, пожалуйста.
— А вы, парни, давайте-ка управляйтесь с мороженым, — сказал отец. Перегнувшись через столик, он потрепал нас по плечам и заставил взглянуть ему в глаза. — Оно вкусное?
— Вкусное, — ответили мы в один голос.
— Я преподавал в колледже, мистер Рот.
— Вот как? — воскликнул отец. — Слышали, парни. Вы ужинаете с преподавателем из колледжа!
— Преподавал историю, — уточнил Тейлор.
— Я мог бы и сам догадаться, — польстил ему мой отец.
— Это был маленький колледж на северо-западе Индианы. В 1932-м там произошло сокращение штатов. Затронувшее и меня.
— И что же вы? — спросил мой отец.
— Ну, сами можете себе представить. При тогдашней-то безработице и непрерывных забастовках. Я занимался всем понемногу. Косил мяту в Индиане. Грузил мясо на скотобойне в Хаммонде. Грузил ящики с мылом в Восточном Чикаго. Проработал год на фабрике шелкового белья в Индианаполисе. Поработал даже внештатным санитаром-почасовиком в психиатрической лечебнице в Логанспорте, возился там с душевнобольными. Трудные времена в конце концов привели меня сюда.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
