спрашивал, а вот у Мити даже сейчас рот наполнился слюной от одной мысли о восхитительной крохотной чашечке, которую Георгия нальет из сверкающей медной джезвы на длинной ручке…
Митя на мгновение замер перед дверь, с силой, до боли стискивая кулаки. Теперь, когда у него вот-вот появятся деньги, надежда на альвийский гардероб, и даже кухарка в доме есть… именно теперь он должен умереть и лишиться всего этого?
— Неееет… — тихо, сквозь зубы, выдохнул он. — Нет!
Распахнул дверь и шагнул на крыльцо…
Резкая темная тень, похожая на женскую фигуру с крыльями, пронеслась над его головой, на миг распласталась по камням дворика и исчезла, а с прозрачного сентябрьского неба донесся пронзительный скрипучий крик — словно где-то высоко то ли каркнула, то ли расхохоталась ворона.
Митя запрокинул голову, но в небе было пусто, только все еще яркое осеннее солнце слепило глаза. Зло скривился и зашагал к конюшне, из которой слышались голоса. Толкнул скрипучую дверь… и уже привычно напряг мышцы живота.
— Митя-я-я! — вслед за пронзительным воплем был чувствительный толчок и прямиком ему в живот врезался вихрь рыжих локонов и ярко-розовых лент — толстушка Алевтина, младшая из сестер Шабельских, поприветствовала своего любимца. Подняла усыпанный веснушками курносый нос и счастливо расплылась в совершенно детской улыбке. Право, и не скажешь, что барышне тринадцать лет!
— Она будет расти…
— Ее будет становиться больше…
— И больше…
— … и однажды она его затопчет! — хором закончили Капочка и Липочка. Близняшки, старше Алевтины на год, в отличии от сестры были тонкими и гибкими, как ветки ивы, с льняными волосами и фарфоровой кожей. Человек незнающий счел бы их форменными ангелочками, а человек знающий предпочел бы отстреливаться сразу, как эти белокурые бандитки окажутся в поле зрения, что было бы благоразумно, жаль только — незаконно. И даже неприлично.
— Мы запомним вас таким, Митя! — торжественно пообещала одна из бандиток: Капочка или Липочка — неизвестно, он так и не научился их различать.
— Прежде чем вы превратитесь в размазанный по полу силуэт, — грустно подхватила вторая.
— Капа! Липа! Не дразните сестру! — пятнадцатилетняя Ариадна по-учительски строго поглядела на младших сестер. Строгость была во всем ее облике: собранные в тугой пучок каштановые волосы, на платье ни бантов, ни рюшей. Словно она уже сейчас стояла перед классом, а не только мечтала об этом.
— Мы не дразним, — взор у Капочки (или Липочки?) был чист и невинен, — мы пророчествуем!
— Предрекаем Митину грядущую погибель! — вытягивая руки вперед и закатывая глаза под лоб, взвыла Липочка (или Капочка?).
Митю передернуло: про погибель он и сам знал, и в пророчествах не нуждался.
— Я тоже вас дразнить не буду, когда вы конфет попросите! — оторвалась от Мити Алевтина. — Просто не дам — и все!
— Алевтина! Плохо быть жадной!
Мите надоело: воспитанием друг дружки сестрички Шабельские могут заняться и без него.
— Здравствуйте, Ада! — громко сказал он. — Алевтина… Капочка и Липочка… о, кстати, Ингвар! Вам передавали поклон. Некий гимназист Гирш.
— Захар? — проворчал Штольц, поднимая голову от гибкой трости, на которую тщательно, кольцо за кольцом, наматывал блестящую медную проволоку. Хмуро поглядел на сестер. Можно было подумать, что недоволен вторжением в свою вотчину, но Митя-то знал — Ингвар страдает, что здесь нет златокудрой Лидии. Митя же отсутствию старшей из сестер был откровенно рад. Лидия казалась девушкой с умом и хорошим вкусом — когда летом в имении отвергла Алешку Лаппо-Данилевского и приняла Митины ухаживания. И что же? Стоило вернуться в город — и Митя увидел ее снова с Алешкой под руку!
— Кажется, Захар, — согласился Митя. — Он с приятелем из вашего реального училища — неким Христо Тодоровым — изволили ссориться с Алексеем Лаппо-Данилевским.
— Митя кривится! — прокомментировала Липочка (или Капочка?)
— Митя злится! — подхватила ее сестричка.
— Ревнует? — близняшки переглянулись.
— Этот ваш Алешка — противный! Ревновать его еще, — неожиданно фыркнула Алевтина. — А Лидка наша — дура! — с явным удовольствием заключила она и по-хозяйски взяла Митю за руку.
— Аля! — снова протестующе вскричала Ада.
— Эммм… Даа… — Митя попытался высвободиться из цепкой хватки слегка липкой от сладостей ладошки.
— Да? Вы согласны, что Лидка — дура? — ехидным хором повторили близняшки.
— Да, и вот еще что, Ингвар! — торопливо выпалил Митя и покосился на бандиток торжествующе — не подловите! — Ваши приятели пригласили меня завтра на… как его… кружок! В квартире над лавочкой.
Наполовину обмотанная трость едва не вывалилась из рук Ингвара. Ада дернулась. Оба во все глаза уставились на Митю.
— Вас — на кружок? — недоверчиво повторила Ада.
— В этом есть что-то необычное? — рассеяно поинтересовался Митя — высвободить руку почти удалось, но Алевтина тут же ухватилась покрепче.
Ада и Ингвар переглянулись.
— Не ходите, — наконец проворчал Ингвар, снова принимаясь за трость. — Вам не понравится.
— Я люблю светские вечера.
— Вечер будет отнюдь не светским. — Ада оскорбленно поджала губы. — Там обсуждают серьезные вопросы, а не танцуют или играют в фанты!
— Неужели барышни даже не наряжаются? — вполне искренне удивился Митя.
Ада покраснела. Сперва горячечными пятнами вспыхнули щеки, потом лоб, закраснелся даже кончик носа! Глаза за стеклами пенсне стали несчастно-беспомощными, она стрельнула быстрым вороватым взглядом в сторону Ингвара.
Ингвар на нее не смотрел. Все смотрели на Аду — и Митя, и сестры: сочувственно, с интересом, чуть-чуть ехидно… Только Ингвар продолжал заниматься тростью и, кажется, даже тихонько насвистывал.
И тогда Ада решилась! Щеки у нее стали совершенно свекольными, но глаза под пенсне — беспощадными и одновременно обреченными, как у воина, идущего в последний, безнадежный бой.
— А вы… вы пойдете, Ингвар? Мы… мы могли бы…
Она хотела сказать: «Мы могли бы пойти вместе». Она хотела сказать: «Вы могли бы меня проводить». Зайти к Шабельским, попросить разрешения, чинно, под руку, проследовать по улице до этой самой лавочки и пусть это их… суаре (в квартире над лавкой, помилуй Предки!) не слишком презентабельно, но все же, все же… Учитывая, что это Ада и Ингвар.
— Не пойду. Надоела болтовня, — буркнул Ингвар, не поднимая головы и продолжая интересоваться полуобмотанной тростью больше, чем Адой.
Критически прищурившись, Митя поглядел в обтянутую привычной рабочей блузой тощую Ингварову спину. Ада, на Митин вкус, не эталон барышни, но право-слово, Ингвар и ее не заслуживает! Дундук германский.
— Там действительно довольно скучно, — наконец заговорила та, чей голос единственно Митя и хотел, наконец, услышать.
Мягко ступая, Митя подошел к застывшей рядом с паро-котом тоненькой девичьей
фигурке.
— Здравствуйте, Митя, — не оглядываясь, почти неслышно прошелестела она.
— Здравствуйте, Зинаида, — также неуверенно ответил он.
Они поссорились тогда, месяц назад: по-глупому, почти случайно. И Зинаида
