Схватив его, я призываю его перекинуть через меня ноги и при этом с радостным удивлением ощущаю его твердую эрекцию в нижней части спины.
— Это нормально? — Его горячее дыхание обжигает мне ухо.
Я хочу сказать: «Более чем нормально». Но отвечаю, поворачиваясь к нему лицом и протягивая руку, чтобы взять его восхитительно неряшливую линию подбородка в свои руки.
— Это ты скажи. Я не хочу делать ничего такого, о чем мы будем сожалеть.
— Я знаю, думал о том же самом, но просто хочу снова что-то почувствовать. Что-то другое, кроме печали. Ладно?
Я открываю рот, чтобы ответить, но, очевидно, мои глаза уже все сказали.
Он целует меня. Это не сладкие, нежные поцелуи. Я чувствую отчаянное желание. Мы жадно пожираем губы и языки друг друга. Мы покусываем, лижем и кусаем, как будто никогда не пробовали никого раньше. Я помню, как целовала его в прошлом, но не с такой яростью — с таким уровнем потребности. Наши тела имитируют наши рты; мы не можем насытиться друг другом. Руки Снэка в моих волосах, потом бегут вниз по рукам, потом снова по груди. Я прижимаюсь к его значительной твердости медленными, скользящими толчками. Снэк наклоняет голову и посасывает кожу моего плеча. Я откидываю голову назад, чтобы дать ему больше доступа, и, когда это делаю, он оставляет мою ключицу, оттягивая бретельки моей майки вниз и обнажая мою грудь, чтобы поднести свой горячий, влажный рот к одному из моих сосков. Напевая, он глубоко втягивает его, обводя языком. Мой клитор пульсирует в ответ, и наши медленные толчки ускоряются до ритмичного покачивания. Ткань моих мальчишеских шорт и его боксерских трусов в сочетании усиливают уровень трения. Я просовываю руку в его боксеры и поглаживаю мягкую упругость головки его члена кончиками пальцев. Снэк стонет и толкается в мою руку.
Сквозь наш туман похоти Вуки начинает прыгать в ногах кровати и отчаянно лаять. Шум внизу становится громче, когда мы слышим, как кто-то ходит по кафе.
— Папа! — Ребенок кричит наверху по лестнице. Вот дерьмо! Это Фифи! Она открывает дверь и ищет своего папу. Это значит, что Эйден и, возможно, Гил и Колетт тоже там, внизу. Никогда не думала запирать дверь.
Мы со Снэком замираем. Мы остановились. Моя рука на его члене. Его рот на моей груди. Мы отстраняемся, смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами и начинаем заговорщически смеяться. Снэк закрывает мне рот рукой, и из моего носа вырывается фырканье.
Снэк кричит из-за его плеча умоляющим певучим голосом.
— Эй, Фифи, папа еще не одет. Оставайся внизу, с бабушкой. Хорошо?
— Хорошо, папочка! — кричит она, и дверь закрывается.
Я глубоко вздыхаю и стону от разочарования. Если бы Фифи не помешала, Снэк уже был бы глубоко внутри меня.
Снэк, очевидно, чувствует то же самое. Когда я пытаюсь убрать от него руку, он хватает ее и рычит.
— Мы продолжим. Знаешь что? Я приглашаю тебя куда-нибудь сегодня вечером. На настоящем свидании без детей или родителей поблизости. Поняла?
Я киваю и улыбаюсь. Затем он целует меня одним из легких, сладких поцелуев, которых у нас никогда не было раньше.
К сожалению, он скатывается с кровати и встает спиной ко мне под углом в три четверти, смотрит вниз на свой член и качает головой. Я согласна, это пустая трата времени. Он оглядывается через плечо и посылает мне воздушный поцелуй. Я отправляю один в ответ. Натягивая джинсы, термобелье и свитер, прогуливаясь по комнате, он готовится начать свой день.
Я, напротив, томлюсь полуголая в постели.
— Ты что, не встаешь?
— Нет. Я слишком расстроена. — Я скулю. Затем, прежде чем я успеваю сдержаться, добавляю: — Очень жаль, что эти зубные щетки не электрические.
Снэк смеется.
— Нет! Зубные щетки — нет. — Снэк подползает сзади и целует меня медленно и сладко. — И держись подальше от массажа в душе. Просто держись от этого подальше до сегодняшнего вечера. Я сделаю так, чтобы ожидание стоило того, обещаю.
— Хорошо, никаких зубных щеток. — Я рисую пальцем крестик у него на груди. — Я обещаю.
Снэк спрыгивает с кровати. Я бросаю в него подушку, которую он ловит одной рукой и швыряет обратно в меня. Я хватаю ее, подношу ко рту и выкрикиваю в него все свое сексуальное разочарование. Когда я выхожу со своего фестиваля криков, я замечаю Снэка, держащего Вуки и направляющегося вниз.
— Просто встань, оденься и спускайся к завтраку.
Я снова стону.
— Я буду знать, что ты делаешь, если мне придется ждать тебя дольше пяти минут. Не думай использовать. Массаж. В душе.
— ХОРОШО, ХОРОШО.
Я мысленно подсчитываю, сколько часов мне осталось ждать до нашего «свидания».
Глава 11: 2000 — Никогда не была готова к этому
Шарлотта умерла через три дня после возвращения домой.
Все это для меня было в новинку. Все эти события свалились на меня одновременно. Непреодолимое увлечение. Неожиданная смерть. Не думаю, что для восемнадцати лет это нормальные чувства. На самом деле, когда вы вплотную приближаетесь к влюбленности, вам должно быть комфортно? Я имею в виду, что первая часть этой фразы — падение, а падение — отстой. И смерть — мне кажется, что никто никогда не смирится с ней. Моя Мими все время говорила о похоронах, на которых присутствовала, и о смерти. Может она думала, что, когда я столкнусь с этим, то мне будет проще. Или, может об этом станет легче говорить, и мои голосовые связки смогут изобразить подобие звуков, и я не буду давиться своими словами.
Шарлотта умерла через три дня после возвращения домой.
Когда мой папа и Колетт отвезли Снэка навестить Шарлотту, его пустили в отделение интенсивной терапии Детской больницы. Он сказал мне, что она была неузнаваема — опухшая, волосы сбриты, трубки входят и выходят из ее тела, а одна в горле подключена к дыхательному аппарату. Он сказал, что разговаривал с ней и держал ее за руку, но знал, что на самом деле ее там не было. Он не мог чувствовать ее. Когда он вышел из комнаты, его вырвало в мусорное ведро возле ее палаты. Больше всего его удивило, что родители Шарлотты вышли и обняли его. После того, как он не смог позаботиться о ней и благополучно доставить ее домой, они утешали его. Мистер и миссис Карпентер сказали ему, что они знают, какой своенравной была Шарлотта. Они также знали, что они со Снэком расстались и
