что епископы воздерживаются от приложения максимальных усилий к искоренению иудаизма в Испании. Несомненно, в этих сведениях говорилось, что епископы саботируют усилия королей по крещению, потому что иначе папа, адресуясь к епископам, не оскорблял бы их в таких выражениях. В своём ответе папе, сформулированном Браулионом, епископом Сарагосы, собор признал осторожность своих шагов, но объяснил, что они «медленны намеренно». Это, конечно, было правдой, так же как и утверждение епископов о том, что их поведение было порождено не «халатностью и страхом»[139], а причинами, относящимися к их политике. Но они ушли от правды и скрыли свои истинные мотивы, когда приписали медлительность своих действий стараниями обратить евреев в христианство путём проповедей[140]. Никто лучше испанских епископов не знал, что они не могли рассчитывать только на проповедь и убеждение для обращения испанских евреев в христианство. Отсюда явствует, что их политика по этому вопросу коренилась в других соображениях.
III
Как мы уже заметили, эта политика не была политикой королей, стремившихся к унификации. Но здесь мы должны ещё раз рассмотреть эту политику и заново оценить мотивы королей, следовавших ей. Не может быть сомнения в том, что все они придерживались принципа «полного объединения» и действовали в направлении цели, установленной Сисебутом в его декрете «крещение или изгнание». Король Хинтила сделал это абсолютно очевидным своей декларацией, что любым некатоликам (не только евреям!) не будет позволено жить в Испании, а Рецесвинт — заявлением о том, что еврейская ересь должна разделить судьбу всех прочих ересей, которые искоренены из испанской жизни. Тем не менее крайне жестокие меры, применённые некоторыми королями против евреев, столь нетипичные для традиционной готской терпимости, озадачивают по ряду причин.
А.К. Циглер, который завершил свою книгу о готской Испании важной главой о евреях под властью вестготов, спрашивает: «Почему короли вдруг стали такими религиозными фанатиками?»[141]
Prima facie (лат. на первый взгляд) Циглер думал, что Церковь была единственной силой, могущей побудить монархов к такому поведению. «Католические короли, не так зависящие от Церкви, — сказал он, — вряд ли преследовали бы людей с такой усердной жестокостью за их религию»[142], но на самом деле Церковь часто обуздывала пыл королей, и епископы поддерживали свободу совести, «как минимум до определённого предела»[143]. Циглер обратил внимание на дихотомию в поведении епископов, но ему не удалось определить её причины. Он пришёл к заключению, что возможной причиной политики королей по отношению к евреям была их алчность[144]. Но вряд ли это было так. Когда Рецесвинт или короли, шедшие по его следам, включили конфискацию имущества в число суровых наказаний, они хотели оказать достаточное давление на евреев с тем, чтобы, наконец, заставить их креститься. Но если крещение было целью, которая, как они верили, достигается крайними мерами, то тогда не оставалось надежды на выгоду от конфискации.
Ответ Циглера отражает его убеждение в том, что религиозный пыл не мог мотивировать декреты вестготских королей против евреев. И послужной список этих королей подтверждает это убеждение. Ни один из них не прославился религиозным благочестием. Напротив, современники осуждали их за дебоши, вероломство, мошенничество и прочие преступления. Если бы религиозное рвение было причиной их антиеврейских декретов, то их фанатизм был бы направлен и против ариан, и против язычников, которых в Испании было достаточно много, в то время как Рецесвинт похвалялся их исчезновением. На самом деле они удержались до самого конца готской власти[145], не подвергаясь таким преследованиям, которыми мучили евреев Испании. Но если не алчность и не религиозный фанатизм, то что же тогда вдохновило такие нападки, откуда такая свирепая злоба к евреям? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны помнить, что кроме цели национального объединения, которую все антиеврейские короли решили преследовать из национальных интересов, у них был и их собственный прямой интерес, как в качестве правителей, так и чисто личный. Имеется в виду их личная безопасность и защита их наследников и самого наследства. Как мы увидим, короли под давлением этой проблемы приняли антиеврейскую политику и проводили её упрямо и неослабно.
Уже давно было замечено, что вестготская монархия была слабым и нестабильным организмом. Из шести королей, взошедших на трон до Леовигильда, четверо были убиты соперниками, а из восемнадцати правивших после него семь были свергнуты, если не убиты. Вдобавок всех их периодически терзали предательства, заговоры и угрозы мятежей. Поэтому они часто обращались к соборам с призывом к принятию специальных законов, чтобы поднять свой престиж и затруднить мятежникам возможность нападать на них самих или отнимать собственность у их наследников. В этой атмосфере скрытой угрозы и неизбывного страха перед внезапным бунтом и родилась теория о том, что для устранения или заметного уменьшения опасности евреи должны быть угнетены, а если возможно — то и вовсе убраны со сцены.
Евреи оказались замешанными потому, что потенциальным врагом вестготских королей была высшая знать. Связь между ними почувствовал уже Сисебут, когда он выпустил свои первые законы против евреев. Он заметил, что евреи могут игнорировать ограничения, наложенные на них Рекаредом, потому что «они подкупили сознание князей»[146]. Под «подкупом» он, несомненно, имел в виду крупные суммы, предоставляемые евреями высшей знати королевства в обмен на обещание защиты. В последующие годы мы снова и снова слышим о «взятках», данных евреями «светским и духовным лицам», посредством которых они якобы преуспели в предотвращении применения антиеврейских законов или в увиливании от наказания за их нарушение. Большинство учёных заключили, что при помощи такого солидного подкупа евреи победили королевские установления против них и сохранили свой религиозный и экономический образ жизни. Но это утверждение не выдерживает критики. Никакое меньшинство не может подкупить всю государственную машину с тем, чтобы нарушать законы Церкви и государства, также невозможно соблазнить и большинство государственных чиновников подобными приманками. То, что произошло, по нашему убеждению, выглядело совершенно иначе.
Евреи предоставляли большие суммы денег некоторым представителям знати, которые управляли большими провинциями, и в тот момент, когда проеврейские тенденции этих лиц становились известными, их подчинённые — судьи и прочие чиновники — вели себя в соответствии с их желаниями. Несомненно, время от времени евреи приносили небольшие подарки некоторым членам администрации, но вряд ли эти индивидуальные знаки внимания могли определить поведение значительного большинства чиновников. В любом случае, эти подарки или пожертвования тревожили юнионистских королей. Но то, что действительно волновало их, были крупные суммы денег, поставляемые в казну знати. Эти фонды помогали знати приобретать оружие, держать больше вассалов и нанимать
