— Вот даже как? — Рутвен снял промокший сюртук и отбросил в сторону. — Должен признать, это что-то новенькое.
Аниша сморщила нос.
— От твоего сюртука пахнет дымом, — сказала она с укором. — Как от гашиша. У тебя опять бессонница, Раджу?
— Не уходи от разговора, — отозвался он, расстегивая свой шелковый жилет. — Мы обсуждаем Лукана. Нельзя, чтобы он учил мальчиков играть в карты. — Он сел и начал стягивать сапоги. — Проклятие, где Фрики?
— О, ради Бога, дай мне этот чертов сапог, — сказала Аниша, нагнувшись.
— Аниша! — одернул он ее. — Что за выражения! Что бы сказала мама?
— Она бы сказала, что ты опять придираешься ко мне.
Рутвен молча признал ее правоту, с улыбкой наблюдая, как сестра опустилась на колени, взялась за каблук и потянула. Но промокшая кожа набухла и сапог не поддавался. Аниша дернула сильнее, сапог соскочил с его ноги, и она неуклюже шлепнулась на пол. Оба рассмеялись.
Сестра сидела на полу, опираясь на ладони. Сари натянулось у нее на коленях, и он мог видеть ее лодыжку, украшенную браслетом, когда-то принадлежавшим их матери.
Рутвен носил такое же украшение, но под рубашкой, рядом с сердцем. Это была одна из многих вещей, связывавших его с Анишей. Конечно, он любил младшего брата. Но Лукан не только принадлежал к другому поколению, но и к другой культуре. Он был рожден совсем не в той Индии, что его старшие брат и сестра. В его жилах текла шотландская кровь отца, но мать была английской розой чистой воды. В нем не было ничего от Востока — и ничего мистического. Жаль, что парень не понимал, как ему повезло.
Оторвав взгляд от браслета, Рутвен обнаружил, что сестра наблюдает за ним.
— Раджу, — тихо сказала она, — что случилось?
— Ничего, — отозвался он. Аниша нежно улыбнулась:
— Меня не обмануть, братик. И ты это знаешь. Я беспокоюсь о тебе. Прошлой ночью твои звезды начали мистическое путешествие. Так что произошло?
Рутвен вздохнул, проведя пятерней по влажным волосам.
— Сними второй сапог, — сказал он, — и, возможно, я расскажу тебе все после ванны.
Аниша встала на колени, глядя ему в глаза.
— Дай мне твою руку.
— Аниша…
— Дай мне твою руку, — настойчиво потребовала она.
Рутвен неохотно послушался.
— Ты не можешь прочитать мои мысли, — предупредил он.
— Я могу читать твою ладонь и звезды, — возразила она, — и, возможно, твое сердце.
Аниша стала разглядывать его руку, водя пальцем по линиям. Затем прижала свою ладонь к его ладони и замерла на долгое мгновение, закрыв глаза.
— О, все дело в женщине, — уверенно сказала она. — И ты испытываешь противоречивые чувства.
— Можно сказать и так, — буркнул Рутвен.
— Эта женщина, — продолжила Аниша, — причина твоей бессонницы. И досады. Она в твоих мечтах, она сводит тебя с ума — отчасти потому, что ты находишь ее такой соблазнительной…
— Аниша!
Ее губы изогнулись в лукавой улыбке.
— Ладно, — промолвила она, не открывая глаз. — Скажем, ты находишь ее привлекательной. Ты испытываешь симпатию к этой женщине. Ты боишься за нее. Она взывает к тебе, и в то же время ты… не совсем доверяешь ей, да? — Глаза Аниши удивленно открылись. — Раджу, ты… не видишь ее.
Рутвен хмыкнул.
Аниша схватила его за руку.
— Это правда?
— Похоже на то, — признал он.
Она хитро прищурилась.
— Но есть только один способ узнать истину, — усмехнулась она. — И мы оба знаем какой. Если эта женщина красива…
— Мы не будем это обсуждать, Аниша, — произнес ее брат предостерегающим тоном.
Но сестра только понимающе улыбнулась.
— Скажи мне, братик, у этой загадочной дамы есть муж? Или любовник? Каждой женщине нужен близкий мужчина, не так ли?
Рутвен не нашелся с ответом.
— Полагаю, нам следует предоставить ей самой решать за себя, сестричка, — сказал он, вставая, и протянул ей руку, чтобы помочь подняться на ноги. — И хватит об этом, пока я не начал искать мужа, чтобы тот согревал твою постель.
— Пожалуй, я предпочла бы завести любовника, — отозвалась Аниша, невинно хлопая ресницами. — Разве не так поступают лондонские вдовы? Думаю, лорд Лейзонби мне отлично подойдет.
Рутвен притянул ее ближе.
— Поверь мне, Аниша! — прорычал он. — Если я застану его в твоей постели, то забуду все свои благородные идеи об угнетении женщин и мигом выдам тебя замуж, но не за Лейзонби.
— Хм…
— Аниша! — Он слегка дернул ее за руку. — Мы поняли друг друга?
Она испустила страдальческий вздох.
— Да, Раджу. Ты, разумеется, прав.
За их спиной кто-то кашлянул. Обернувшись, Рутвен увидел своего камердинера, стоявшего в дверях.
— Добрый день, сэр, — сказал Фрики. — Позвольте снять вам второй сапог.
Глава 6
Чай для двоих
В ожидании приглашения в черной рамке, которое так и не пришло, Грейс провела дома остаток дня и весь следующий день. Лорд Рутвен, мрачно отметила она, был бы доволен ее поведением.
Она решила вообще не думать о нем, однако не слишком в этом преуспела. Воспоминание о его поцелуе запечатлелось у нее в мозгу, как и тяжесть его теплых ладоней, блуждавших по ее телу. И за всем этим маячило тревожащее осознание, что она чуть не вышла замуж за мужчину, который никогда не возбудил бы в ней подобных чувств. У нее ни разу не возникло желания поцеловать Итана Холдинга — или влепить ему пощечину, если уж на то пошло.
Чтобы отвлечься, Грейс все воскресное утро приводила в порядок свое траурное платье из черного бомбазина, которое она купила в Париже на похороны отца и, из уважения к английской чопорности, отпорола с него атласный рюш.
Так и не дождавшись стука в дверь, Грейс написала письма всем парижским знакомым — их старой кухарке, холостому дяде, которого она едва знала, бывшему денщику ее отца и еще полудюжине человек — с просьбой помочь ей в поисках коттеджа. И хотя они составили прискорбно маленькую стопку на столе в холле, предназначенную для отправки с утренней почтой, это помогло ей занять себя делом.
К понедельнику стало ясно, что она ждала напрасно. Ей так и не прислали приглашение на похороны, и Грейс пришлось довольствоваться подробным и красочным описанием в утренней газете, которое она читала за завтраком, орошая сандвич слезами. Ее несостоявшийся жених упокоился в могиле.
Разумеется, она не пошла бы на похороны. В Англии, как предупредила ее тетя Абигайль, считалось, что женщины — слишком утонченные создания для подобных церемоний. Но Грейс очень хотелось побывать дома — точнее, на Белгрейв-сквер — или хотя бы посидеть с Фенеллой и другими скорбящими дамами. Предложить утешение Элизе и Анне, а потом пообедать в обществе людей, которых любил и уважал покойный.
