микрофлоры при пользовании несъемными зубными протезами из различных сплавов (А. К. Творус — 1968 г., И. Л. Зенкевич — 1975 г.). Разработка и применение в клинике ортопедической стоматологии новых сплавов снизило многие отрицательные явления, возникающие в полости рта при применении зубных протезов с использованием нержавеющей стали.
Важной темой для исследований Вениамин Юрьевич считал изучение действия облучения на изменение зубов и челюстей. На эту тему были защищены диссертации аспирантами М. И. Малой (1970), В. А. Минасяном (1970), Г. Л. Крымоном (1972), В. Н. Федчишиным (1974), Г. И. Назаровым (1975) и др.
Большое значение В. Ю. Курляндский придавал вопросим организации стоматологической помощи. По этим проблемам защищены диссертации: И. Х. Пинским (1961), А. В. Белолапотковой (1969)., Г. Н. Троянским (1970), Т. П. Гадулиным(1973).
КАК ОН РАБОТАЛ, КАКИМ ОН БЫЛ
Он работал всегда и везде. Днем и ночью. В институте и дома. В поезде, в санатории, на отдыхе.
Когда он приходил домой из института, то немного отдыхал, иногда спал час-другой, а потом садился за письменный стол. Любил, когда рядом в кресле сидела жена, читала или смотрела телевизор. Иногда он настойчиво звал ее:
— Нина, посиди здесь, не уходи, а то мне что-то не пишется.
Атмосфера дома, покоя, видимо, вдохновляла его. Работая за письменным столом заполночь, он порой чувствовал необходимость в общении, чаще всего по делу. Ничтоже сумнявшеся, как говорили наши предки, он набирал телефонный номер.
— Кому ты звонишь! Ты забываешь, сколько времени! Люди уже спят! — пыталась остановить его жена.
Но было поздно. В трубке звучало «Алло!». Курляндский, спохватившись, спрашивал:
— Вы спите? Ну спите, спите.
Чаще всего собеседник включался в диалог, чем явно радовал Курляндского, с энтузиазмом излагавшего совершенно безотлагательные проблемы.
Поздно вечером он ложился спать, а часов в 6 утра уже снова был за письменным столом и работал до отъезда в институт.
Писал он много. Одна за другой выходили монографии, статьи.
Его «болдинская осень» приходилась на время отпуска: тогда его ничто не отвлекало и можно было работать над статьей или книгой в свое удовольствие.
Он предпочитал поезд самолету. Когда нужно было лететь на съезд стоматологов в Ташкент, Курляндский взял билет в международный вагон.
— Вениамин Юрьевич, почему вы поездом, это же почти неделя пути.
— Да я за это время главу напишу.
В статье, посвященной профессору В. Ю. Курляндскому, «Стоматологи против стоматологов», Юрий Щекочихин пишет, что на вопрос, как он работает, Курляндский отвечал: «16 часов каждый день, 16, не меньше. Ничего подобного, не устаю. Нормально…
Круг обязанностей профессора… Вениамина Юрьевича Курляндского велик и широк. Заведующий кафедрой — административная должность. Профессор — значит экзаменатор, преподаватель, педагог. Наконец, и, может, самое главное — ученый, доктор наук, Заслуженный деятель науки РСФСР».
Вся жизнь Курляндского — очень нелегкий, а порой и в высшей степени трудный научный и чисто житейский путь. Наверное, не раз читатель удивится: под силу ли одному человеку сделать то, что он сделал, пережить то, что пережил, достичь того, чего он достиг, сам, без помощи, без поддержки, только силой ума, таланта, целеустремленности, выдержки, труда и одухотворенности.
Он смело и последовательно воздвигал храм стоматологической науки в борьбе с косностью и непониманием. Именно он сделал стоматологию самостоятельной наукой. Он обладал удивительной проницательностью и широтой мышления, уводящей от сиюминутности в глобальную научную перспективу. Он был ученым до мозга костей.
Это был человек очень сильный. Он никогда не жаловался, никому не плакал в жилетку. Никого не пускал в свои переживания и, когда ему было плохо, тяжело или неприятно, он чаще всего отшучивался или с каким-то смешением возмущения и удивления мог воскликнуть в ответ на какую-нибудь пакость в свой адрес: «Вот мерзавец! (мерзавцы!)». И не более того. Причем без злобы, скорее, с удивлением, без ненависти и мстительности, казалось, эти чувства вообще были ему неведомы.
Был ли он ранимым человеком? Естественно, как человек тонкий и интеллектуальный. Но никто не знал этого наверное. Он скрывал свои душевные раны. И только по тому, как он бережно относился к близким, друзьям, ученикам, понимая и принимая их беды и неудачи, можно было догадаться о его истинной реакции на разного рода неприятности и коллизии, так тщательно скрываемой.
Он был нежен, заботлив и добр в семье. Каждое письмо к жене и дочери, когда они уезжали в каникулярное время отдыхать, а он не имел еще отпуска, начиналось одинаково: «Дорогие мои любимые!»
Из письма от 15.VII.50 года.
«Дорогие мои любимые! Я очень соскучился и уже не дождусь, когда вы приедете. В последние дни стало еще более скучно. Причина в том. что вы перестали писать. У вас получается то густо, то пусто. Я получал по одному письму, потом по два, потом по 3 и вдруг — ничего.
В Москве по-старому: каждый день дождь. Сегодня проливной дождь всю ночь и утро. Сейчас еду на новую консультацию, замучили они меня окончательно. Устал я. Мозги совсем устали, и я ничего не пишу, несмотря на то, что все напечатал на машинке, не доходят руки. 18 и 19 у меня два доклада. Один из них довольно неприятный. Я буду докладывать о новых моих работах и не знаю, как воспримет аудитория…
Как вы отдыхаете? Как ты себя моя любимая дорогая женушка чувствуешь, как помогает тебе лечение и отдых? Как Светланочка? Доченька, родная, ты не обижайся, что я не пишу тебе письма отдельно, сегодня вечером это сделаю…
Как вы проводите время? Были ли в Риге? Какая у вас погода? Напишите обо всем и пишите, как обещали, через день.
Целую вас крепко, крепко.
Много, много. Ваш Веня 15. VII. 50.
P. S. Сегодня 16 число. Письмо не отправил, не было марки. За этот день произошли следующие события. Во-первых, я выиграл по облигациям 1000 рублей, так
