id="id9">
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ Карточный домик
Начнешь увлекаться этим самым «неравнодушием» — затягивает так, что больше и не спрыгнуть.
В наши утра пробрался зубастый сентябрьский холод, поэтому должно хотеться чаю, но меня все не отпускает его давнишняя история. Впечатления от драмы, услышанной вчера, я вместо чая спешу заесть своим любимым лакомством.
— Ну, ты экстремал…
Увидев, как я, покашливая, собираюсь приняться за мороженое, Рози выскакивает ко мне из подсобки, готовая вырвать из рук ложечку.
Я зачем-то пришла сегодня к Сорину — действовать на нервы. Им обоим.
Они теперь пытаются угощать меня нахаляву, но я железно отказываюсь, мол, а то это тогда уже «не то», не тот культ, в статус которого мы с Рози некогда возвели ДольчеФреддо.
Да это и теперь уже не то и дело даже не в том, что они, похоже, собрались переименовывать кафе. Но ладно, я ведь рада за Рози.
— Обойдется… — принимаюсь я за поглощение мороженого, которое запиваю двойным эспрессо.
— Застудишь горло! — сокрушается Рози, но Сорин и ей ставит вазочку, чтобы не скучала. Вкусив его чувственный поцелуй, как «стартер», Рози тоже начинает лопать.
— По фиг, мне допинг надо… — хапаю я его ложками. — Успокоительное, that is.
— От чего это?
— От прошлого.
— О-о-о, не люблю прошлое…
— За что?
— Во-первых, за то, что оно прошло — порой это его главный минус, — рассуждает Рози. — А во-вторых, оно, хоть и прошло, имеет свойство напоминать о себе, нет-нет — а это уж вообще стремота. Я вот, к примеру, не люблю детство свое вспоминать.
Я прекращаю есть, беру ее за кончики пальцев и говорю:
— Тебе тяжко было.
Рози есть не прекращает, а просто кивает, сжав мои пальцы:
— Мама в Берлине в кафе-мороженом работала. Спала с хозяином-итальяшкой, который любил на работу румынок брать. Мы ж и красивенькие, и чернявые, но куда дешевле итальянок. И с нами можно, в случае чего.
Я слышала эту историю давно — уже и подзабыть успела.
— Жена у него была настоящая итальянская стерва. Оч-чень ревнивая. Но он тоже был хитрожопый гад и шифровался по-жесткому. Маме квартиру снял в другом районе. Подарки дорогие покупал, а она всегда их продавала, а деньги отсылала мне. Потом он маму замуж выдал… за одного, там. С ПМЖ. Мама меня сразу в Берлин привезла. Ну, поселилась я у них… Тот и давай меня лапать.
Рози и дальше преспокойно «набирается» мороженым.
— И лапал, и лапал… Нормально, короче, полапал… Я ж уже в тринадцать лет была почти как щас… — она хмыкает, — только не крашеная. — Ну, а как покрасилась… и школу кончила… ниче так кончила, умненькая ж — поняла, что надо что-то делать. Сбежала в общежитие, выучилась на секретаршу. Конфет, да это ж даже не самое страшное было, — толкает меня она — видно, я сильно так закисла. — Как ни крути, жить одной в Констанце было в сто раз хуже.
И бьет меня по спине, когда я все-таки закашливаюсь:
— Вот говорила тебе — нельзя тебе мороженое!
Да, думаю, бывает хуже.
* * *
Не прошло мне даром мое путешествие — наверно, простудилась под дождем. Или на Котти один уже воздух микробный. Или же Рози оказалась права насчет мороженого.
В общем, миновав недолгий инкубационный период, а за ним — характерную для меня фазу отрицания, обнаруживаю, что нормально так заболеваю. Халатно нарушаю обязанность предупредить об этом в стройведомстве — черта с два, ведь тогда снова придется переносить все к чертовой матери.
Сижу у чиновницы Дорен, и мы с ней вместе рассматриваем на ее мониторе планирование ремонта «Котти». Из-под монитора на меня смотрит улыбчивый портрет красивой девочки с «маллетом», такой же зеленой челкой, как у Дорен, и множеством сережек-пирсингов.
Я знаю эту девочку и узнаю ее. Чертами лица девочка не похожа на Дорен, но ведь и не должна быть похожа.
Задерживаю свой взгляд на девочке и даже прикидываю в уме, как бы завести о ней разговор с Дорен, но у меня в который раз уже отчаянно свербит с носу и до ломоты в башке тянет чихать. Сдаюсь и чихаю прямо к себе в маску, да так безудержно, что меня бросает в дрожь.
— Что это с вами — болеете? — подозрительно косится на меня Дорен, осуждающе побрякивая колечками в бровях. Тех, что у нее в носу, не видно под маской.
— Аллергия… пчхи… на цветение… пчхи… — истово сжимаю нос платком и часто-часто моргаю слезящимися глазами.
Дорен, зыркнув на ливень за окошком, недоверчиво покачивает головой, а я поспешно прибавляю: — Тест «негатив»… — и спешу сменить тему:
— Так что там слышно про махинации? Вы обещали.
— Не обещала, — сухо-пресно говорит Дорен. — Но расскажу — теперь могу подробнее. Вы же помните — некто Вальтер Херманнзен, архитектор?.. Так вот, его сын пошел-таки по его стопам.
Сын… бахает у меня в голове… Да, правильно, откуда ей знать, что не родной — фамилия та же. На бумаге — сын…
— Но на него удалось-таки найти управу, — строчит свои пулеметные очереди Дорен. — Два года назад ему из-за коммерческой неблагонадежности запретили заниматься строительным бизнесом — что здание на Коттбусских ЭфЭм приобрели с молотка, вы ведь знаете?..
— Ну да, — вру я. — Так здание ему принадлежало?
— Его фирме. Ушло на удовлетворение исков от кредиторов. Но вместо того, чтобы заслужить реабилитацию, а затем восстановиться по всеми правилам, этот мошенник втихаря продолжал орудовать в других местах. Берлин у нас большой… Недавно он, наконец, попался.
На чем же… — думаю, — о-мой-Бог, на чем же он попался…
— …на том, что подписал акт о сдаче геверка — подряда — по совершенно другому проекту, где тоже успел украсть. Знаете, есть территория…
О, нет… о, нет-нет-нет…
— …бывшей сигаретной фабрики в Панкове.
— Знаю, — брякаю, чуть не икая. — Я там живу, в Панкове…
— Тогда вам известно, что был утвержден редевелопмент этого страшилища. Я не смотрела планы, но слышала, проект составлен был дельно: прогрессивный жилой комплекс, социальный корпус…
…детсад, подростковый центр — могу продолжить за нее…
— …детсад и подростковый центр. Панковские коллеги радовались, никто и не подозревал, что там нечисто. И вот проект продолжается, только Херманнзен-младший и его фирма — если можно назвать это фирмой — отстранены.
Насморк и кашель мой мгновенно проходят.
— Отстранены? — спрашиваю намеренно скучающим тоном. — Что так?
— Коллеги панковские вычислили подноготную его, информацию получили…
Кто?.. — думаю. — Какая тварь?.. Из кентов его слил кто, не поделился он с кем-то?.. Да нет, не выгодно ж самим было б
