открытую. Нужно напомнить о себе. Как там меня называют? Палач?
— Психопат! — бросил в ответ Молох и снова стал невидимым. В последний момент я уловил его быстрые, едва видимые взгляду манипуляции с посохом. Нужно будет обязательно расспросить этого фокусника о его штучках. Авось расскажет.
— Роксана, берешь под доспех Марину и огневика, едете в усадьбу. Остальные за мной.
— Но почему нам нельзя?
— Не хочу, чтобы ваши милые мордашки светились на камеру. Вам еще может потребоваться другой работодатель.
— Знаешь что⁈ — Марина гневно вскинулась, — Мы рядом пойдем! Да, Окси?
— Угу.
Землистый оттенок лица девушки сменялся румянцем. Я пожал плечами, попросил помочь мне выдвинуть складные колеса установки и впрягся в массивную цепь. Силы мне было не занимать, поэтому повозка с легкостью поддалась и тронулась.
С каким удовольствием я катил эту тележку по главной улице, не передать словами! Люди при виде «палача» шарахались в стороны. Уличные торговцы фруктами бросали свои места и убегали в ужасе. Не нравилось только, что детям шептали про меня их родители. Уверен, ничего хорошего они им не говорили.
— Замечательно, Лев, — еле слышно на ухо шептал Молох, не выходя из тени. — Арбитры уже в курсе, что ты выполнил задание и очень довольны тобой. Осталось дело за малым: избежать наказания. Но у тебя ведь все спланировано?
Я отрицательно качнул головой, таким образом, чтобы для других это движение не показалось странным.
— Не страшно. Нет тела, нет дела. Так ведь говорят?
Он что, мысли мои читает⁈
«Да кто ты таков, чертов дед Молох⁈»
Вскоре понаехали репортеры. Они держались особняком, ко мне не подходили. Снимали процессию со стороны. Удивился своему тщеславию. Мне действительно доставляло удовольствие представлять себя вот таким — психопатом, который убивает господ налево и направо и возит за собой орудие убийства, пыток, просто печь.
«Ха! Попробуйте еще, докажите!»
Когда наш путь перегородил конный конвой во главе со знакомым мне грандмейстером полиции Полуниным Вячеславом Викторовичем, я даже немного обрадовался. Устал тянуть эту ношу. Переживал, что придется тащить крематорий до усадьбы.
— Рад видеть вас, Вячеслав Викторович! — остановился, чтобы показательно смахнуть трудовую испарину и помахать ему приветственно рукой.
— Взять его! — рявкнул грандмейстер, и его люди тут же повалили меня на землю, заковав наручниками и нацепив ошейник, подавляющий дар.
Кто-то из полисменов спросил у Полунина, что делать с остальными.
— Домой они поедут, — ответил я за него. — Если хоть одна сука притронется к моим людям, я сожгу его вон в той штуковине. Поняли⁈
Остаточной энергии дара хватило, чтобы мои глаза зажглись светом. Не знаю каким. Так и не посмотрел на себя в зеркале. Раньше они горели кроваво-красным, сейчас, наверное, светят безобидным белым. Однако этого было достаточно, чтобы штатные полисмены шарахнулись от меня в стороны, а привычные к громким звукам лошади, беспокойно «затанцевали» на брусчатке.
— Установку конфисковать, людей Ахматова не трогать.
* * *
— Лев Константинович Ахматов, верно? — Полунин внимательно рассматривал мой паспорт. Снова. Казалось, взглядом он пытался прожечь в нем дыру.
— В документе все указано, глаза вас не подводят.
Я старался держать себя в руках и не поддаваться на провокации грандмейстера.
— А ты не дерзи мне, гребаный… кхм, — спохватился Полунин и поспешил понизить тон, — не дерзи мне, Ахматов. Нет сейчас у тебя крыши. А ведь хороший мужик был, архимейстер. Преданный делу. Наверняка из-за тебя его убили. Дорожки ведут к Златану.
— И? Что вы сделали? Нашли Златана?
— Не нашли… пока.
— И не найдете! Подумать только! Какой-то зачуханный цыганский барон устроил в центре столицы показательную казнь высокопоставленного человека из Министерства, а потом нагнал две тысячи вооруженных до зубов вояк и попытался убить уже меня!
Тут я, конечно, преувеличил. Но меня было не остановить. Кому, как не старшему грандмейстеру, считавшему меня причиной всех бед, высказать, что я о них думаю?
— Что, впервые слышите?
— Не было там двух тысяч.
Я пропустил мимо ушей:
— Почти каждый день на императора совершают покушения, а вы сидите тут, протирает казенные штаны и допрашиваете простолюдинов, вместо того, чтобы действительно заниматься важным! Министерство пришло в упадок! Теперь вы жалкий рудимент! Отрыжка былой силы и могущества!
Полунин не выдержал обвинений, подорвался со стула и начал брызгать слюной мне в лицо:
— Это ты про себя что ли? Простолюдин нашелся! Романова кто убил? Фон Таубе? Голицына? И это только за последние две недели! И это только от тебя! — указательным пальцем ткнул мне в грудь, — А сколько еще таких ублюдков, как ты, топчет землю? Министерству приходится отвлекаться на вас, подонков, когда родине требуется каждый полисмен! Да, возможно я рудимент! Но вот этими руками (он эмоционально потрясал ими в воздухе) я лично засадил сотню таких сволочей!
На этом его речь оборвалась. Грузный мужчина преклонного возраста тяжело задышал. Скривился от боли, дрожащими руками начал капать в кружку с водой сердечные капли. Я уже и сам пожалел, что не сдержался.
— Поверьте, Вячеслав Викторович, мы с вами находимся на одной стороне.
— Да знаю я! — раздраженно отмахнулся он от моих слов. — Про все я знаю или догадываюсь. И где-то даже поощряю. Но убийство великорусского князя… Не-е-ет. Это дело я доведу до конца и самолично поведу тебя на плаху.
Я где-то даже зауважал грандмейстера.
— А знаете, что сейчас будет?.. — решил разбавить напряженную обстановку игрой слов, натянув на себя свою фирменную улыбку.
— Даже не начинай, Ахматов! Никто сюда не постучит и не попросит за тебя. Повторюсь, нет у тебя больше крыши.
В дверь постучали…
* * *
г. Екатеринбург
Штаб-квартира Организации «Арбитр»
Екатеринбург — колыбель российского волюнтаризма. Здесь начинали свои стремительные карьеры многие яркие политики и заканчивали здесь же: в Екатеринбургском централе — старейшем пенитенциарном учреждении на Среднем Урале, с богатой историей и именитыми сидельцами.
Казалось, город был пропитан лютой ненавистью к действующей власти. А ставленники-губернаторы вскоре меняли лояльную империи риторику и ратовали за полную автономию области. Как маленький
