это можно. А вот милиции сегодня, скорее всего, не до тебя.
– Почему?
– А ты радио не включал? Похоронные марши с самого утра. Умер кто-то. И, наверное, не из простых. Так что вряд ли ты им сегодня будешь интересен. Ладно, я после обеда позвоню, узнаю, что да как.
– А ты как узнал мой телефон? И для чего?
– Да мало ли. Вот и пригодился.
– Натальина книжка у тебя?
– А! Да, передай вот.
Он достал из кармана джинсов потрепанный и намокший блокнотик с какими-то бурыми цвет-ками на обложке.
– Ты не дрейфь, все обойдется.
– А ты откуда знаешь?
– По радио сказали. Ну, гудбай. – Игорь отвернулся и уставился в окно. Больше он не сказал ни слова.
В конторе все активно обсуждали происходящее. Оказалось, что вчера отменили милицейский концерт, который должен был транслироваться по телевизору, а сегодня с утра только симфониче-ская музыка. Никто ничего не знал. Даже догадки строить боялись. О работе и вообще говорить не приходилось. Хотя тара снова оказалась нужна, а это значит, что мне предстояло ехать в город. Я решил попросить начальство разрешить мне не возвращаться.
Инесса Степановна выслушала мою просьбу молча, потом встала из-за стола, подошла ко мне, обняла за плечи и посадила на облезлый диван у стены.
– У тебя что-то случилось? На тебе лица нет.
Я рассказал все в общих чертах и без каких бы то ни было подробностей.
– Так, – вздохнула начальница, – понятно. В городе ты, конечно, останешься. Нет проблем. Вот только по больницам звонить можно и отсюда.
– Я вчера звонил.
– А я позвоню сегодня. – Она перешла к столу, взяла ручку и бумагу. – Как отца зовут? Лопин Андрей Константинович? В честь деда ты, значит, назван? Это хорошо. Сколько лет? Сорок пять? Какой молодой. А заболел когда? Три года назад? Досталось тебе. Да. Ну, ладно. Ты попей пока чаю. Там печенье в тумбочке есть. А я позвоню. Знаю куда.
Начальница взяла трубку, привычно набрала номер и удобнее разложила бумажку с записями.
– Иван Львович, здравствуй, дорогой. Не слышно, что там такое произошло? Народ вон рабо-тать не может, все языки обломали. Что? Во сколько объявят? В двенадцать? Ладно, будем слу-шать. Не война, надеюсь? Нет? Ну и ладно, успокоил. Да нет, я не по этому поводу звоню. Тут у моего работника отец вчера пропал. Да больной он. Говорю – больной. Инсульт был три года на-зад, так полностью и не оправился. Ох, не приведи Бог. Прозвонись по твоим приятелям, а? Тебе всяко легче узнать. А я подожду. Запишешь? – она продиктовала все, что нужно, и положила трубку. – Взбаламученные все сегодня. И что там случилось? Ты спал?
– Нет.
– Иди в подсобку, прикорни, я позову. Все равно в город не раньше девяти.
Я так и сделал. В подсобке, небольшой комнатке со старыми стульями, ведрами и кривоногим столом, я и раньше сидел, когда делать было особо нечего, а на глазах у начальства торчать не хо-телось. Там можно было устроиться в уголке, свернуться клубком, подсунуть под голову старую фуфайку, закрыть глаза и… Все это бывало славно и приятно.
Однако сегодня не то, что заснуть, просто посидеть с закрытыми глазами не удавалось. Я дос-тал из кармана Натальин блокнот и начал его изучать.
Да, мои подозрения о том, что не Наталью искал Игорь, оправдывались вполне. Ее телефон и адрес большими буквами записаны на первой странице. Следом – Зойкины координаты, потом – Гарик, а я почти в конце. Вот, телефон и номер квартиры. Ни улицы, ни дома. Удивительного в этом не было ничего. Писем мы писать не собирались, дом помнили «на глаз», а вот в квартирах путались часто. Так что писать все подробно не требовалось. Но он нашел меня и без указания улицы!
Я начал искать телефон Игоря. Помнится, Наталья говорила, что он его ей записал. Однако ни-чего похожего не нашлось.
Нет, Игорей, Гош, Гариков было достаточно. Но одни записи явно не три дня назад появились в книжке, другие состояли из шести цифр, а это значило, что телефон областной, третьи были очень подробными, с фамилиями, адресами, какими-то приписками. Что ж, ничего неожиданного не бы-ло. Игорь брал в руки блокнот не для того, чтобы в нем что-то писать. Но тогда…
– Костик, иди сюда. – Это был голос Инессы Степановны. Она выглядывала из кабинета и жда-ла, когда я появлюсь в дверях подсобки. – Заходи. Новости есть. Твоего отца вроде бы видели на вокзале. Правда, не могут сказать точно, куда он уехал и уехал ли вообще.
– Кто видел?
– В дежурке милицейской. Они от скуки по десять раз всех пассажиров пересчитывают. А тут еще у них праздник наступал, ну, да не важно. Словом видели кого-то похожего на твоего отца. У касс.
– Во сколько?
– Не знаю. А ты поезжай сейчас домой, зайди да спроси. Кстати, машины не будет, а если и бу-дет, Григорич один съездит, а ты иди. Через пятнадцать минут электричка. Да, и если что – завтра можешь не приходить, позвони только. – Я пошел к двери. – И еще! – крикнула она уже вслед. – Если Григорич поймает тебя в городе, в машину не садись!
– Спасибо! – Я побежал к платформе.
Всю дорогу в электричке изнывал от нехороших предчувствий. Отец, на вокзале? Зачем, для че-го? Один? Что он там делал? Почему ничего не сказал? Нет, скорее всего, это был не он. Они обознались, или вообще никого не видели, а так ляпнули. Мало ли шляется бродяг.
Но что-то говорило: нет, это был точно он. Он.
В коридорчике, соединявшем зал ожидания и дежурный пункт милиции, было пусто, темно и пахло въевшимся дымом от папирос и разлившейся водкой из разбитой бутылки. Я постучал в дверь с надписью «Дежурный».
– Входи!
В маленькой комнатке сидели три милиционера, на столе лежали раскрытые пачки «Беломора», пепельница, как ни странно, стояла пустой, стаканы, то ли с водой, то ли с водкой. Гремело радио, передавая все ту же симфоническую мутотель. Спиной к окну развалился на стуле майор в рас-стегнутом кителе, со съехавшем на бок галстуком.
– Здравствуйте, – довольно робко промямлил я.
– Ну? – Майор на меня и не посмотрел, он достал из пачки папиросу и стал разминать ее паль-цами.
– Я ищу отца. Мне
