сколько уже веков длится это «недолго»?
Деметра промолчала. Потом сердито тряхнула головой, словно отгоняя от себя какую-то неприятную мысль. И с надменным видом спросила:
— Вот даже любопытно, и что же мне хотел посулить взамен мой горячо любимый зять? Что я должна была получить в результате этой сделки?
— Внука, разумеется. Ну, или внучку, — и глазом не моргнув, заявил я. В самом деле, что за глупый вопрос?
— Ха!.. Тоже мне, осчастливил! И я должна была этому обрадоваться, да? Серьезно?
Ну что, Даня. Вот теперь надо нанести критический удар. Метко, но нежно. Прямо сейчас. И фраза должна быть красивая, образная.
— Именно так. Но ты не можешь, верно? — сказал я, приблизившись к Деметре. — И дело вовсе не в Аиде. А в том, что внутри себя ты носишь не плодоносный сад, как это должно бы быть. А пустыню.
— Другими словами, это не он — мумия, а я — гербарий? — фыркнула она, порывисто поднимаясь со своего места. Теперь мы оказались друг напротив друга на расстоянии шага. — Нет, ты все-таки не просто идиот. А еще и наглец, каких свет не видывал. Несчастный смертный, которому вдруг вздумалось поучить богиню!
Я мысленно выругался на собственное косноязычие.
— Знаешь, почему быть смертным не так уж плохо? — сказал я. — Мы свыкаемся с мыслью необратимости смерти. Чуть раньше или чуть позже, от гнева богов или от меча врага — но однажды меня не станет. И я даже не знаю, сколько еще лет, месяцев или часов мне осталось. Но пусть смерть никаким образом от меня не зависит, но то, какую жизнь я в итоге проживу — это только мое дело. И мой выбор. Лично я выбираю жить весело. Ну и чтобы не особо стыдно было в зеркало смотреть. А как живешь ты? И чем ты живешь?
Она отвернулась. Отошла от меня в сторону, ближе к озеру.
— Хочешь сказать, я лишаю свою дочь счастья, потому что сама несчастлива? — проговорила Деметра.
— Ты мне скажи.
— Я скажу одно: по моей линии у этой мерзкой семейки не будет отпрысков!..
— Мерзкая семейка? Это же твоя дочь и ее супруг!
— Нет, это олимпийская троица, готовая оплодотворить вокруг себя всю живую и неживую природу! И главное — им все сходит с рук! Один — похотливый извращенец, второй — насильник, а третий… Подумать только — хочет стать отцом. Какая чушь!..
Она подошла к искусственному озеру и присела на каменный бортик. Опустила руку в воду, не обращая внимания на то, что окунула край рукава. Золотые рыбки поднялись со дна и принялись громко чавкать по поверхности, точно были не рыбками, а самым настоящими поросятами.
Я нахмурился.
— Подожди… Извращенец, насильник. Когда ты об этом говорила, ты что-то конкретное имела в виду?..
— А ты не знаешь? — обернулась ко мне Деметра. — Ах да, ты же чужак. Все время забываю. Да, я имела в виду абсолютно конкретную себя! Зевс соблазнил меня, когда я еще совсем юной была. Так родилась моя Персефона. А потом я ему надоела, и он привел в нашу спальню Ганимеда! Предложил мне постоять за шторкой — такая мелочь, всего-то полчаса подождать. Что мне, трудно что ли? Вот тогда я в первый раз сбежала из Верхнего мира…
У меня отвисла челюсть.
— Да ну? Он же вроде как бабник?..
— О да, все так и думают. Про хорошенького виночерпия вспоминать не принято. А Посейдон — вообще конец света. Его не остановило даже то, что я превратилась в кобылицу! И эта страница моей жизни нарисована на всю стену в каждом моем храме! Потому что я вроде как радоваться должна такой пылкой страсти со стороны великой троицы! Просто сдохнуть можно от счастья. И я должна быть рада, что моя дочь решила присоединиться к этому семейству? Да она бежать должна была без оглядки от любого из них! Ты спрашивал, чем я живу? Наверное, ненавистью. И гневом.
Я обалдел. В моей голове не укладывалось, что такое вообще возможно. Речь ведь шла даже не о связи со смертной, или господина с рабыней — а о богине!
— Не понял. А разве нет какого-то закона против подобных вещей?..
— Да что ты говоришь, какие законы? У нас один закон — воля верховного божества! Впрочем, у вас тоже. Потому что с некоторых пор Совет и Зевс — это синонимы.
— Очуметь. И даже росписи в храмах никак не поправить?..
— Таков канон! Ведь Зевс наградил меня дочерью и был мне мужем, а любовь Посейдона завершилась двумя звероподобными отпрысками. Это всенепременно должны знать все мои почитатели! Не стану же я бегать по жрецам и рассказывать, что там была за любовь и каким оказался мой первый брак.
Я шумно вздохнул.
— Жуть.
— Не то слово, — усмехнулась Деметра.
— Слушай… А ты выпить не хочешь?..
— Я не пью, — отозвалась Деметра. — И потом, на богов это так не действует, как на людей.
— Моя выпивка еще как действует, проверено, — хмыкнул я.
Богиня нахмурила брови, точно пытаясь что-то вспомнить.
— Подожди-ка. А это не ты как-то споил Диониса и компанию?
Я улыбнулся и с театральным поклоном ответил:
— Я, госпожа!
— Наливай, — согласилась Деметра.
Мы выпили по одной, потом еще по одной, и еще.
Она вспоминала, какой славной была Персефона в детстве, и рассказывала, что все олимпийские божества мужского пола — уроды и сволочи. То ли дело смертные мужчины! Жаль только, что умирают быстро.
Я соглашался, кивал и подливал еще. Деметра сняла с себя пиджак, закатала рукава. Я уже давно снял куртку. Оранжерея наполнилась пьяной яркостью.
— И все равно, ненавижу эту троицу! — в который раз богиня вернулась мыслями к Зевсу с Посейдоном. — Проклятые сволочи…
— Подожди, а против Аида у тебя что?
— Это — самое худшее, — мрачно проговорила Деметра.
— Так что именно?
— А ничего! Вот в чем весь ужас.
— Так может, он — нормальный парень?
— Где ты видел, чтобы в тройне были два урода и один — святой? Так не бывает. Просто лучше скрывается, — уверенно заявила Деметра. — Ты только представь: те два братца такое чудят, и при этом не прячутся. Так что же тогда должен творить Аид, раз даже перед такими родственничками стыдится своих поступков?
— Или он просто нормальный парень.
— Ну это вряд ли.
— Но может быть. Согласись?
— Не знаю. А вот Зевс по-любому — сволочь.
— Факт, — кивнул я.
— И Посейдон.
— Однозначно. Еще налить?
— Давай. Той, золотистой штуки.
— Вискаря? Сейчас сделаю.
И тут недобрая улыбка появилась у меня на губах. Потому что в голове родилась идея!
Обычно я боюсь своих
