Мысли в моей голове спутались, я уже не знала, какую тактику поведения выбрать. Он всё равно был на шаг впереди.
В университете я оглядывалась по сторонам, словно дикий зверек, мне казалось, что всем заметно, что у меня вчера был секс. Глупости, конечно, просто мне тяжело было привыкнуть к переменам, происходящим во мне.
Глава 4
Прошёл месяц. За это время я выкинула из головы события прошлого лета. Моё притворство тоже потеряло всякий смысл. Я ощущала заботу о себе, больше не ждала какого-то подвоха со стороны Дилана, перестала считать его врагом.
Всё очень быстро поменялось: я отказалась от многих своих прежних решений, стала чувствовать себя обновлённой, взрослеющей. Однако я по-прежнему не могла понять, почему Дилан брезговал разговаривать со мной, когда нас только познакомили? Из-за моего побега? Я разочаровала его или он сам не знал, как обращаться со мной? Меня терзал этот вопрос, но задать его было бы неловко, я стеснялась.
Дилан много работал, мы виделись только с утра и перед сном. Даже в выходные я часто была предоставлена сама себе. Предполагалось, что это дополнительное время для учёбы. Но мнехватало учёбы и в университете и хотелось кое-чего другого.
И всё же влюблённость, всё ещё оспариваемая и не признаваемая мной, грела мне душу. Я впервые чувствовала себя женщиной, и это было непередаваемо, словно пробуждение или прозрение после вечности в темноте.
Всё свободное от будничных дел время мы тратили на занятия любовью, и неважно, день это был или ночь. Сближение было единственным и наискорейшим способом преодолеть стеснение, которое всё ещё напоминало о себе.
Мне захотелось выглядеть более стильной и привлекательной. В голове родились идеи по поводу перемен во внешности. Теперь я старалась нравиться не только себе, но и Дилану (опять же, подсознательно, но не явно).
За этот месяц мне довелось познакомиться со старшими братом и сестрой Дилана на юбилее Владимира Александровича. Девятнадцатого января отцу Дилана исполнилось семьдесят лет. Он был крепок и властен не по годам, будто бы собрался прожить ещё столько же.
Старшего брата Дилана звали в честь отца, но от отеческого в нём было только имя. Чтобы как можно меньше попадать под влияние отца, Владимир младший, как только женился, уехал делать карьеру учёного на север, сначала в Петрозаводск, а не так давно переехал в Санкт-Петербург.
Сестра, Нина, выражением лица пошла в мать, держалась с высоко поднятой головой. Её силуэт временами как бы застывал, и она становилась похожей на камень. Мы ограничились приветствиями, так как ни ей, ни мне не о чем было разговаривать. У Нины был муж и единственный сын, Пётр, всего двумя годами моложе Дилана. Это открытие было удивительным для меня, как и то, что их семья проживала на той же лестничной площадке, что и мы. Кстати сказать, Пётр тоже работал в фирме своего деда, хотя, как говорил Дилан, его всё время приходилось «пинать».
У Владимира младшего тоже была жена и двое маленьких детей, но они по какой-то причине не смогли приехать, да и сам он не сказать, что слишком рад был присутствовать на торжестве, просто соблюдал формальность.
Юбиляр созвал всех, он позаботился и о том, чтобы его мама тоже праздновала вместе с ним. К матери он относился по-особому, это трудно было не заметить. Такое чувство, что даже с женой он никогда не был так ласков, как с матерью.
Бабушка Полина превратилась в идола. Сын был её гордостью, а она — его. Я немного понаблюдала за ней: она пила только какую-то травку из отдельного заварного чайника, по всей видимости, взятую с собой, и ни разу не притронулась к яствам со стола; кроме Владимира Александровича, его жены и Дилана, ни с кем не общалась, как будто остальные не были родственниками и вовсе не существовали для неё.
Моих родных тоже позвали, хотя они чувствовали себя лишними на этом празднике (по правде говоря, так и было).
Я заметила, что Света была как в воду опущенная, витала где-то в облаках. Я сказала Дилану, что хочу поговорить с сестрой, он любезно оставил нас вдвоём. Мы с ней вышли из кафе, в котором проходил праздник.
— Свет, что случилось?
— Да просто скучаю… Вроде бы все бури улеглись, всё хорошо… ты выглядишь счастливой…
— Тебе грустно? И я очень скучаю, мне не хватает наших вечеров, наших танцев…
— Ты уехала и мне так пусто… я вдруг поняла, что мои единственные друзья — это вы с мамой.
— Мы всегда останемся твоими друзьями. И ты обязательно найдёшь свою любовь и будешь счастлива!
— Не надо, я вполне спокойно отношусь к тому, что тот самый человек так и не появится.
Долго поговорить не удалось, нас позвали читать поздравления.
Когда праздник кончился, народ начал разъезжаться, а те, кто приехал издалека, отправились переночевать в отель (кроме матери Седого).
Родители и бабушка Дилана ехали с нами в машине. Слишком много этикета, узких рамок и лестных слов для одного дня. Мои щёки сводило от натянутых улыбок.
Вечером, во время короткой беседы с сестрой, я чувствовала стыд за своё благополучие: я живу с комфортом в столице края, учусь, ни в чём не нуждаюсь… и у меня есть муж. Пусть не по своей воле, но я получила то, к чему другие стремятся годами.
Я стояла возле окна и старалась привести мысли в порядок. Подошёл Дилан, спросил, чем мне запомнился сегодняшний день. Я ответила, что думаю на самом деле.
— Отец любит, когда его чествуют, — пояснил он.
— У меня тоже есть вопрос.
— Задавай.
— У бабушки Полины я нашла книгу. В ней не было имени Светы.
— Да. Потому что она не носитель гена.
— Но мама с папой оба носители, как получилось, что у их дочери нет этого гена?
— Значит, кто-то из родителей ей не родной.
— Нет! Мама и после смерти папы никого не нашла себе! Она до сих пор любит папу…
— Я тебе верю, поэтому лучше задай свой вопрос маме.
— Да, пожалуй, — согласилась я.
Но разговор так и остался незаконченным в моей голове, я выстраивала всевозможные цепочки предположений и тут же обрывала их, потому что ни на минуту не могла поверить в то, что папа мог изменить маме или мама ему. В итоге я зашла в тупик в своих размышлениях и решила дождаться, пока мама сама расскажет мне обо всём.
— Не грусти, — шепнул Дилан, когда мы уже легли спать.
— У меня нехорошие предчувствия, как будто скоро откроется нечто страшное.
— У нас всё будет хорошо, — он поцеловал меня в висок и обнял сзади.
— Я чувствую себя рядом с тобой под защитой, — призналась я и тут же пожалела о своей откровенности.
— Так и должно быть. Я всегда буду оберегать мою маленькую девочку.
— И вовсе я не маленькая девочка!
