чтобы Шурик ударил его, порезал, а может быть и убил. Для Шурика это, в общем-то, дело знакомое. Он потому и сидит без выхода 24 года. Однажды ударил молотком другого заключенного. Другой раз ударил прапорщика. Но ведь именно такие методы удержания в неволе и создают атмосферу смертельной ненависти между заключенными и тюремщиками, равной которой нет, наверное, нигде в мире.
Я смотрел на Шурика и думал: как он не деградировал в результате многолетнего безделья, явно (от природы) человек активный, деятельный? Что помогло ему сохраниться? Вероятно, эта постоянная, ежедневная борьба с теми, кто пытался, заставить его измениться. Эта борьба за осуществление (при любых неблагоприятных условиях) своей власти над другими заключенными и есть работа тюремного вора в законе по кличке Шурик-Устимовский.
«Да выбрось ты свою паршивую «Астру», закури мои», — предложил капитану Шурик. «Спасибо, я привык к своим», — гордо отказался капитан.
«Ну, а если бы ты ему предложил?» — спросил я потом капитана. «Сигарету из рук мента вор в законе может взять. Это им теперь не возбраняется», — объяснил капитан.
Работа у капитана необычная. Другой такой, хотя бы приблизительно похожей, не знаю. Одна ее часть называется разложенческой. Что это такое, поясню на примерах. Идет кум по колонии и при других заключенных как бы невзначай бросает вору в законе: «Что-то ты давно ко мне не заходишь…».
Работа намеренно грубая. Но на психику действует. Хоть на йоту, но авторитет понижает. А если вор не послал подальше, не пошел за грубость в карцер, то вообще беда. И дело не в том, что куму поверили. (Если бы вор в самом деле на него работал, стал бы он так его подставлять!). Дело в том, что у каждого вора в законе есть в сообществе те, кто при удобном случае припомнит: вот, мол, как кум с тобой разговаривал, а ты только шуточкой ответил.
Разложить вора в законе — значит подорвать его авторитет, понизить преступный статус. С помощью только что приведенного приема это трудно. Тем более, что последнее время, сказал капитан, воры в законе разрешили себе поступать в том или ином случае так, как они считают нужным. Могут и чайку с кумом попить. Они — законодатели в своей среде. Как решат, так и будет.
В последние годы стержнем разложенческой работы стало создание воров-самозванцев. «Они подсовывают нам своих людей. Обычно это уголовные фраера. Изъявляют желание работать на оперчасть. А сами докладывают ворам о том, что узнают от нас. Так и пошло: они внедряют к нам, мы внедряем к ним. Такие, как Шурик, будут из нас, сотрудников, веревки вить, если я не создам им противовеса! — объяснил капитан. — Я просто вынужден делать своих воров в законе».
Самозванцем (сухарем) может быть и не вор в законе, а любой другой уголовный авторитет. Главное, чтобы он (по указанию кума) мог отменить забастовку или голодовку, убедил кого-то не уходить в побег, не дал убить кого-нибудь…
Пока сухарь действует, пока его не разоблачит какой-нибудь этапник, пока в ответ на запрос не придут авторитетные малявки (тюремные письма) с сообщением, что такого среди настоящих воров нет, сухарь успевает обрасти целым отрядом сторонников. На него придет приговор. За ним пойдет охота. Каждый, считающий себя близким к ворам, обязан будет его убить. Но охота пойдет и на тех, кто поддерживал сухаря. Никто с каждым по отдельности не будет разбираться. Не разглядел самозванца — отвечай! Чтобы выжить, выход один — держаться друг за друга. «Вог, пока они выясняют отношения, мы работаем и спим спокойно», — сказал капитан.
Пришедший этапом самозванец никогда не войдет в зону, если ему успевают сообщить, что там держат верх настоящие воры. Но и вор в законе откажется входить в зону, где правит самозванец. То же самое происходит в крытой. Вор боится сидеть в камере, где верх держит самозванец и его ребята. А самозванец скорее башку себе расшибет о бетонную стену, чем войдет в камеру, где сидит настоящий вор.
Прежде чем вызвать Шурика-Устимовского, капитан привел другого долгосрочника (прошляка, то есть бывшего вора в законе) и спросил его: «Ну-ка, скажи, кто в ком больше нуждается? Я — в вас или вы — во-мне?» «Конечно, мы в вас», — оторопело пробормотал заключенный. Этот же вопрос капитан задал потом Шурику. Шурик огрел капитана выразительным взглядом и промолчал. «Ладно, давай закурим твой «Бонд», — удовлетворенно предложил капитан. «Знай наших!» — говорил его взгляд.
Пока они сладко затягивались, я думал о своем. Я думал о том, что борьба со злом имеет смысл только тогда, когда дает ощутимые результаты. Но изводить воров в законе законными методами невозможно.
Вор в законе вынуждает тюремщиков делать то, чего он хочет, двумя способами. Либо он грозит остановить производство. (По его указанию заключенные не выйдут на работу.) Либо он грозит вскрыться — изрезать вены. Первое неприемлемо, потому что план — превыше всего. Второе неприемлемо, потому что, если вор в законе вскроется, его сторонники разобьют в щепки двери камер, тюрьму разнесут.
«Чем же они ломают дубовые двери?» — спросил я. «Столами, на которых едят», — отвечали мне. «Но эти столы прикручены к полу железными пластинами!» — «Они эти пластины перепиливают». — «Чем?» — «Обыкновенными иголками!»
Да, да! Иголками можно перепилить одну половину пластины, а другая потом легко доламывается.
Итак, для того, чтобы извести тюремных воров в законе, надо сделать две вещи — исключить отказ заключенных от работы и не дать пронести в тюрьму ни одной иголки. Отменить обязательный труд — можно. Но как быть с иголками?
1992 г.
ТВОРЦЫ ЗЛА
Заочный спор Андрея М. и Евгения Н.
Андрей М.
Можно ли назвать их, даже самых умных, умными? Я уже говорил, что все «ВЗ» очень подозрительны. Неправая власть всегда подозрительна. Ну а подозрительность, как известно, это мудрость дураков. Настоящий ум подводит человека к потребности творить добро. В хитрости же всегда заложена какая-нибудь пакость по отношению к ближнему. Я нигде не читал, что лиса умная. Везде она хитрая, потому что делает пакости.
Можно ли признать за «ВЗ» хоть какой-то криминальный талант? За теперешними — нет, ибо они — я уже говорил — не профессионалы, а головорезы.
Евгений Н.
И сейчас есть профессионалы высочайшего класса. Один грузинский мошенник продал дачу своего однофамильца — министра внутренних дел республики. А то, что «воры в законе» сами, как правило, не совершают преступления, а только организуют их на огромной дистанции от непосредственных исполнителей — разве
