Александры, женился и обзавелся семьей, тогда как Маслов стал лишь воспоминанием, практически стершимся из памяти.
Коллонтай тяжело переносила одиночество, не раз признаваясь себе в этом на страницах дневника. И вдруг в ее одинокой жизни возник этот усатый великан, такой трогательный из-за своей наивности, нескрываемой страсти, жажды учиться и самоутверждаться. Конечно, возраст Коллонтай, которой тогда было сорок пять лет, мог помешать ей разделить страсть молодого усача. Но она знала, что сохранила всю свою привлекательность, ее идеальная фигура, ее элегантность (она даже на военные корабли и митинги приходила нарядно одетой) производили впечатление на всех, кто ей встречался. Таким образом, все подталкивало ее к мысли о том, что ее возраст не должен стать препятствием на пути, по которому влекло ее сердце.
Существовало еще одно обстоятельство, нарушавшее складывавшуюся идиллию, — очень плотный график Коллонтай. Она стала чуть ли не глашатаем Ленина. В начале 1917 года партия большевиков направила ее в качестве своего представителя в Гельсингфорс, где проходил IX съезд Социал-демократической партии Финляндии. Это была важная миссия, поскольку финские социал-демократы сохраняли верность II Интернационалу, и Коллонтай предстояло заверить их в том, что правда и будущее за Лениным, что его речь о праве народов распоряжаться своей судьбой не просто лозунг, но призыв к бою. Финнам следовало убедиться в том, что большевики и русский пролетариат поддержат их стремление к независимости, помогут сделать так, чтобы Временное правительство отказалось от финнов и те добились бы права самостоятельно решать свою судьбу.
Коллонтай выступила в Гельсингфорсе несколько раз. Несмотря на свой дар убеждения, она вызвала враждебность у слушателей, шокированных призывами к миру и братанию с солдатами неприятельских армий. Некоторая часть аудитории сохраняла благоразумие, предпочитая дождаться момента, когда поражение русских положит конец войне и мирное развитие политической ситуации в России позволит финнам получить желаемое. Но Александра никогда не теряла концентрации и присутствия духа при виде сомнений, написанных на лицах окружающих. Она упорствовала, неустанно приводила аргументы, и зачастую магия ее блестяще выстроенных речей в конечном итоге убеждала даже самых сдержанных слушателей, а то и превращала их в горячих сторонников.
Едва завершилась вылазка в Гельсингфорс, как Коллонтай пришлось выступать на I Всероссийском съезде Советов, на котором большевики были в меньшинстве, представляя едва ли одну десятую часть ассамблеи, состоявшей более чем из тысячи делегатов. Атмосфера для большевиков царила неблагоприятная, а их пораженческие речи вызывали возмущение. Но сложная обстановка только подстегивала Александру Коллонтай. Она с жаром доказывала, что народы имеют право на самоопределение вплоть до отделения и что долг социалистов заключается в том, чтобы поддержать народы в их борьбе. Она иллюстрировала свой тезис примером Финляндии, которую так хорошо знала.
Поскольку Коллонтай взяла слово после Ленина, который растолковывал, что Россия может совершить подлинную революцию, воспользовавшись войной и принесенными ею бедствиями, Александра естественным образом была поставлена с ним на одну доску. Аудитория, не желавшая слушать ни о поражении, ни о преждевременной революции, приняла ее хуже, чем бывало ранее. Однако эта ассамблея, где первую скрипку по-прежнему играли меньшевики, по своему духу уже не соответствовала протестным настроениям, нараставшим в столице и вызывавшим живой интерес у собравшихся.
Александре было некогда размышлять над тем, как меняются настроения народных масс, поскольку она стремилась выступать всегда и везде. В конце июля она получила приказ съездить в Стокгольм для участия в конференции циммервальдцев, программу которой подготовила РСДРП. Конференция не состоялась по причине отсутствия желающих отправиться на эту «циммервальдскую встречу в верхах». Кроме того, Стокгольм в то время служил пристанищем для многочисленных эмигрантов-меньшевиков, которые оказывали бы давление на собравшихся, если бы те все же решили приехать, и ленинские тезисы рисковали быть опровергнутыми. Для Коллонтай поездка в Швецию стала настоящим вызовом, ибо в течение многих лет она являлась персоной нон грата в этой стране. Тем не менее ей разрешили въезд для участия в работе конференции, но лишь при условии ограниченности ее перемещений и контроля за ними со стороны властей.
Это не помешало Коллонтай отправиться в Стокгольм, хотя она и не собиралась оставаться там надолго. Сразу после приезда она узнала, что конференция не состоится, но для расстройства у нее времени не было. Коллонтай пристально следила за новостями из России, где ситуация стремительно менялась, предвещая бурные потрясения. Она решила вернуться. У нее имелись все основания торопиться, поскольку 5 июля из телефонного разговора с Радеком Коллонтай узнала, что в Петрограде яростные манифестации принимают революционный оборот. В свою очередь, Дыбенко известил ее о том, что в столице множатся баррикады и правительство вступило в открытое противостояние с Советами. Разве могла она остаться в стороне от намечавшейся революции? К тому же она оказалась в Швеции в невыносимом положении: на нее набросились шведские газеты, которые в связи с событиями в России допрашивали ее о причинах «столь странной командировки в Швецию». Все подталкивало ее к возвращению в Петроград. Поддержала Коллонтай в этом и подруга Зоя, присоединившаяся к ней после возвращения из ссылки.
Вдвоем им удалось вскочить в поезд, а их путешествие, по крайней мере поначалу, напоминало Александре ее апрельское триумфальное возвращение в столицу после того, как она выехала навстречу Ленину. Однако в июле все обстояло иначе, поскольку между непростым отъездом из Швеции и возвращением на родину прошло три дня, в течение которых Временное правительство сумело восстановить свои позиции. Войска сохранили верность правительству, которое возглавил Керенский. Он силился навести порядок и попытался избавиться от большевиков. Чтобы добиться своего, он объявил РСДРП вне закона, предал огласке «дело о германских деньгах» и обнародовал письма причастных к нему — Ленина, Парвуса, Ганецкого и Коллонтай.
«Позорные деньги», о которых твердил Керенский, незадолго до этого попали в Россию через Швецию, где в тот момент находились основные фигуранты дела, а именно Ганецкий, Парвус, игравший второстепенную роль, и Коллонтай. Для шведской прессы эта история послужила еще и доказательством того, что Коллонтай являлась «германским агентом», шпионом. Был отдан приказ об ее аресте наряду с Зоей, произведенном, когда их поезд оказался на границе. В Петрограде весть о германских деньгах, о «государственной измене» разнеслась со скоростью звука. Среди деятелей, отданных на съедение возмущенной общественности, Ленин и Коллонтай оказались в первых рядах, поскольку их знали лучше остальных.
После пребывания в Финляндии Ленин, ненадолго возвратившийся в Петроград для участия в событиях, сумел бежать в компании с Зиновьевым, как только разразился скандал. Дыбенко был арестован. Александру и Зою доставили под конвоем в Петроград и заключили под стражу. Совсем скоро выяснилось,
